Презентация: Архитектоника поэтического текста.Ритм и смысл в поэзии.

1. АРХИТЕКТОНИКА ПОЭТИЧЕСКОГО
ТЕКСТА. РИТМ И СМЫСЛ В
ПОЭЗИИ

2. • Художественная речь осуществляет себя в
двух формах: стихотворной (поэзия) и
нестихотворной (проза).

3. • Первоначально стихотворная форма
решительно преобладала как в ритуальных
и сакральных, так и в художественных
текстах. Ритмически упорядоченные
высказывания, отмечает М.Л. Гаспаров,
ощущались и мыслились как повышенно
значимые и «более других способствующие
сплочению общества»:

4. • «Из-за своей повышенной значимости они
подлежат частому и точному повторению.
Это заставляет придать им форму, удобную
для запоминания. Удобнее запоминается
то, что может пересказываться не всякими
словами и словосочетаниями, а лишь
особенным образом отобранными».

5. • Способность стихотворной (поэтической)
речи жить в нашей памяти (гораздо
большая, чем у прозы) составляет одно из
важнейших и неоспоримо ценных ее
свойств, которое и обусловило ее
историческую первичность в составе
художественной культуры.

6. • Ныне изучены не только внешние
(формальные, собственно речевые) различия
между стихами и прозой (последовательно
осуществляемый ритм стихотворной речи;
необходимость в ней ритмической паузы
между стихами, составляющими основную
единицу ритма, - и отсутствие, по крайней
мере необязательность и эпизодичность всего
этого в художественно-прозаическом тексте),
но и функциональные несходства.

7. • Так, Ю.Н. Тынянов, введя понятие
«единство и теснота стихового ряда»,
показал, что стих является <...> как бы
«сверхсловом» с трансформированным,
обновленным и обогащенным смыслом:
«Слова оказываются внутри стиховых рядов
<...> в более сильных и близких
соотношении и связи», что ощутимо
активизирует семантическое
(эмоционально-смысловое) начало речи

8. • Стиховые формы (прежде всего метры и
размеры) уникальны по своему
эмоциональному звучанию и смысловой
наполненности

9. • М.Л. Гаспаров, один из самых авторитетных
современных стиховедов, утверждает, что
стихотворные размеры не являются
семантически тождественными, что ряду
метрических форм присутствует
определенный «семантический ореол

10. • Возможно, эмоциональное воздействие
размеров и их разновидностей сопряжено с
культурно-художественной памятью поэтов и
читателей. В какой-то степени различны
«тональность» и эмоциональная атмосфера
размеров трехсложных (большая стабильность
и строгость течения речи) и двусложных
размеров; стихов с большим количеством стоп
(торжественность звучания, как например, в
пушкинском «Памятнике») и малым (колорит
игровой легкости: «Играй, Адель,/ Не знай
печали»).

11. • Различна, далее, окраска ямба и хорея (стопа
последнего, где ритмически сильным местом
является ее начало, сродни музыкальному
такту; не случайно напевно-плясовая частушка
всегда хореична), стихов силлабо-тонических
(заданная «ровность» речевого темпа) и
собственно тонических, акцентных
(необходимое, предначертанное чередование
замедлений речи и пауз- и своего рода
«скороговорки»).

12. • Стиховая форма «выжимает» из слов
максимум выразительных возможностей, с
особой силой приковывает внимание к
словесной ткани как таковой и звучанию
высказывания, придавая ему как бы
предельную эмоционально-смысловую
насыщенность.

14. РИТМ И СМЫСЛ В СТИХЕ
АНАЛИЗ СТИХОТВОРЕНИЯ
М.Ю.ЛЕРМОНТОВА «ВЕТКА
ПАЛЕСТИНЫ»

15. I. ЖАНР И ЛИТЕРАТУРНАЯ
ТРАДИЦИЯ

16. • Традиция, которая питает стихотворение
“Ветка Палестины”, связана со
стихотворением немецкого поэта Уланда
“Боярышник графа Эбергарда”. В России
оно стало популярным благодаря переводу
В.А. Жуковского – баллада «Старый
рыцарь”. По ее мотивам была также
написана элегия А.С. Пушкина “Цветок”.

17. • У стихотворении Уланда рыцарь хранит
взятую на память ветку боярышника.
Жуковский в своем переводе заменил ветку
боярышника веткой оливы. Его рыцарь
пронес ветку “от святой оливы” через все
сражения и битвы. Из ветки Палестины
выросло дерево, и теперь старый рыцарь,
сидя под ним, вспоминает о былых
походах.

18. • Пушкин в стихотворении “Цветок” изменил
сюжет и его детали: у него нет ни старого
рыцаря, ни ветки боярышника или оливы, а
появляется цветок, забытый в книге. Вместо
мотива воспоминанья поэт развил мотив
“мечты”, воображенья.

19. Цветок засохший, безуханный,
Забытый в книге вижу я,
И вот уже мечтою странной
Душа наполнилась моя…

20. Даже само звучание
лермонтовского стихотворения
похоже…
Скажи мне, ветка Палестины,
Где ты росла, где ты цвела?
Каких холмов, какой долины
Ты украшением была?...

21. • Лермонтов: Скажи мне, ветка Палестины:
Где ты росла, где ты цвела? …
И пальма та жива ль поныне? …
Или в разлуке безотрадной
Она увяла, как и ты? …
Пушкин: Где цвел? когда? какой весною?
И долго ль цвел, и сорван кем? …
И жив ли тот и та жива ли? …
Или уже они увяли? …
Ст. 17 («Или в разлуке безотрадной» ) можно сопоставить с ст. 10 Пушкина («Или в разлуке
роковой») .
Стихи:
Поведай: набожной рукою
Кто в этот край тебя занес?
тоже близки к тексту Пушкина:
...и сорван кем,
Чужой, знакомой ли рукою?

22. • Вся эта часть лермонтовского
стихотворения представляет собой (как и у
Пушкина) ряд вопросов, обращенных к
пальме (у Пушкина — к цветку, найденному
в книге)

23. • Далее тон стихотворения меняется, но пушкинское влияние не
исчезает, только «Цветок» сменяется «Бахчисарайским фонтаном» .
Стихи Лермонтова:
Прозрачный сумрак, луч лампады,
Кивот и крест, символ святой.. .
Все полно мира и отрады
Вокруг тебя в над тобой —
восходят к пушкинским:
Лампады свет уединенный,
Кивот, печально озаренный,
Пречистой девы кроткий лик
И крест, любви символ священный...

24. • Эпитет «Широколиственной главой» был
заимствован Лермонтовым из поэмы
Е.А.Баратынского «Переселение душ» , в
которой встречаем следующее
четверостишие:
И вот приметен кров жилой,
Над коим пальма вековая
Стоит, роскошно помавая
Широколиственной главой.

25. Трансформация мотивов
• В отличие от Пушкина, у Лермонтова
исчезает мотив влюбленности. Поэт
сосредоточен на изображении ветки как
свидетеля событий на святой земле, в
святом граде (“ветвь Ерусалима”),
хранителя святости (“Святыни верный
часовой”) и ее святых символов веры
(“Кивот и крест, символ святой…”).

26. II. ОСОБЕННОСТИ ФОРМАЛЬНОЙ
ОРГАНИЗАЦИИ ТЕКСТА
(НАБЛЮДЕНИЯ)

27. РИТМ
- -// - -// - -// - -// - Скажи мне, ветка Палестины,
- - // - -// - -// - - Где ты росла, где ты цвела,
- - //- -// - -// - - //- Каких холмов, какой долины
- - // - - // - - // - - Ты украшением была…

28. Фонетическая и синтаксическая
организация текста
Скажи мне, ветка Палестины:
Где ты росла, где ты цвела?
Каких холмов, какой долины
Ты украшением была?
У вод ли чистых Иордана
Востока луч тебя ласкал,
Ночной ли ветр в горах Ливана
Тебя сердито колыхал?

29. Молитву ль тихую читали
Иль пели песни старины,
Когда листы твои сплетали
Солима бедные сыны?
И пальма та жива ль поныне?
Всё так же ль манит в летний зной
Она на прохожего в пустыне
Широколиственной главой?

30. Или в разлуке безотрадной
Она увяла, как и ты,
И дольний прах ложится жадно
На пожелтевшие листы?..
Поведай: набожной рукою
Кто в этот край тебя занес?
Грустил он часто над тобою?
Хранишь ты след горючих слез?

31. • Иль, божьей рати лучший воин,
Он был, с безоблачным челом,
Как ты, всегда небес достоин
Перед людьми и божеством?..
• Заботой тайною хранима
Перед иконой золотой
Стоишь ты, ветвь Ерусалима,
Святыни верный часовой!
• Прозрачный сумрак, луч лампады,
Кивот и крест, символ святой...
Всё полно мира и отрады
Вокруг тебя и над тобой.

32. III. ПОДХОДЫ К ЦЕЛОСТНОМУ
АНАЛИЗУ ТЕКСТА

33. • Стихотворение Лермонтова написано под
явным влиянием пушкинской традиции, и
уже это определяет в нем особую установку
на «диалог», реализацией которого и
становится художественная организация
текста.

34. • Совокупность приемов, организующих
текст, функционально связана с особой
творческой задачей, которая может быть
определена как стремление к абсолюту –
полноты, завершенности, гармонической
уравновешенности всех возможных
формальных элементов.

35. • Вопросы, в изобилии присутствующие в семи
строфах из девяти, тем не менее выстроены
таким образом, что лишь способствуют этому
ощущению равновесия и полноты. Это
происходит прежде всего благодаря
синтаксическому параллелизму («Где ты росла,
где ты цвета, // Каких холмов, какой долины…»
и др.), который часто повторяется и становится
как бы основой, передающей гармоничное
ощущение мира.

36. • Помогает выразить это ощущение
гармонии и размеренно-четкая
строфическая композиция, в свою очередь
столь же четко оформляющая лирический
сюжет, пространственно-временную и
субъектно-объектную структуру текста.

37. • Четыре части ст. почти равны по
длительности: три строфы – вопрошания,
связанные с той памятью, что несет в себе
«ветка»; две строфы – судьба пальмы; две –
размышления о том загадочном человеке,
что привез ветку в иной, далекий от ее
родины край, и наконец, последние две
строфы – явление самого образа ветки, не
видимого до той поры и представавшего
лишь в цепочке воспоминаний.

38. • Ощущение гармонии проникает и в глубину
ритмико-интонационной структуры: четко
выдержанный четырехстопный ямб (к тому
же в значительном количестве стихов
полноударный), классическая
«правильность» которого, уже несколько
архаичная для русской поэзии конца 1830-х
– нач. 1840-х гг.

39. • Поддерживается оно у Лермонтова и столь
же четко выдержанным фонетическим
«жестом» – постоянно повторяемым
переходом с раскатистого «р» к мягкому
плавному «л» в различных звуковых
сочетаниях («Где ты росла…»; «Ты
украшением была…»; «Ночной ли ветр в
горах Ливана…»; «Широколиственной
главой…» и мн. др.).

40. • Эта абсолютная формальная завершенность
– совершенство структуры – в итоге делает
несомненным то духовное откровение,
которое становится главной движущей
силой в развитии поэтической мысли.

41. • Судьба ветки Палестины не свободна от
печалей и бед. Пальмовая ветвь обречена
на разлуку с родным древом, но судьба
оказалась милостива к ней и, скрасив тихое
умирание, окружила природой,
набожными людьми, ценившими святую
чистоту земли, воды, солнца, высоких
песнопений – молитв и преданий старины,
которую она впитала.

42. • Видимое присутствие Святой земли и
погружение в атмосферу святости особенно
остро чувствуется, если принять во
внимание скрытый, но подразумеваемый
фон. В стихотворении отчетливо различимы
два разных мира: Палестина и “этот край”, в
котором ветка Палестины – случайный
гость, символизирующий святость, покой,
гармонию в мире тревог и скорбей.

43. • В “этом краю”, в противоположность
святым местам (икона, лампада, кивот,
крест), есть и разлука, и смерть, и печаль, и
страдание. Примечательно, что не сама по
себе ветка Палестины, условно говоря,
умиротворена, а вокруг нее и над ней “Всё
полно мира и отрады”.

44. • Ветка, не получив “счастья”,
“вознаграждена” хотя бы тем, что
пребывает в гармоничном и прекрасном
мире. Лирический герой лишен и этого: его
не только не покидают внутренняя тревога,
сомнения и страдания, но и вне его – ни на
земле, ни на небе – нет “мира и отрады”.

45. • За «судьбами» ветки, пальмы, людей встает
судьба поэта, и обращения к ветке
обретают характер обращений к себе.
Вопросы скрывают и одновременно
приоткрывают душевное беспокойство
поэта, причем сквозь интимность и
уединенность общения проступает
пристрастная заинтересованность
(«Скажи...», «Поведай...»).

46. • Поэт, в отличие от благостного мира
образно́й, пребывает в ином — тревожном
— бытии, он не знает «мира и отрады» и по
контрасту с веткой («заботой тайною
хранима») — беззащитен. Его тоска по
лучшему миру выдает напряженное
размышление о будущем — близком и
отдаленном. Самый мир тревоги не явлен,
а лишь подразумевается.

47. • Вопросы, адресуемые ветке, проясняют
причины самоуглубленности и заостряют
внимание на тягостном душевном
состоянии поэта, угадывающего в
«историях» ветки, пальмы и людей
превратности своей предстоящей судьбы.

48. • Намеки на страдания, опасности и
жертвенность сливаются с чувствами
стойкости, мужества, твердости. Ветка —
символ веры, надежды и «божьей рати
лучший воин» как бы передают поэту
частицу своей непреклонности.

49. • Традиционная религиозная символика
отражает не только жажду «мира и
отрады», которых поэт лишен, и тревогу его
духа, но и неизменность, несгибаемость
перед лицом настоящих и грядущих
испытаний.

50. • Предчувствуя страдания, опасности,
лирический герой Лермонтова соотносит
себя с «лучшим воином», всегда
достойным небес «перед людьми и
божеством», и пальмовой веткой («святыни
верный часовой»), черпая в человеческом
опыте, закрепленном в мифологических
образах, волю и неколебимость.

51. • И все-таки, вопрошая ветку Палестины, он в
конце концов склонен верить, что красота и
гармония возможны, а стало быть,
возможны примирение, согласие с Богом и
признание его величия.

52. • Стихотворение «Ветка Палестины» занимает
особое место в ряду духовно-философских
произведений поэта последних лет его жизни:
наряду со стихотворениями «Молитва» («В
минуту жизни трудную…» и «Я, Матерь Божия,
ныне с молитвою…»), «Когда волнуется
желтеющая нива…», «Выхожу один я на
дорогу…» и др., оно свидетельствовало о
важнейшем для лирического героя
Лермонтова духовном ощущения небесного
как непосредственно предстоящего, как
несомненной и абсолютно ясной реальности.

53. • «Спокойствие» и выверенность ритмико-
интонационного, фонетического, образного
«рисунка» оказывается для этого особенно
важна: как свидетельство очевидности
этого опыта.

54. • Три «вопрошающие» части поэтического
монолога здесь – путь к постижению того,
что есть безусловная реальность; не
случайно в последней, четвертой части,
вопросы исчезают;

55. • не случайно сам образ «ветки Палестины»
описывается лишь в двух последних строфах,
где она является как незыблемо стоящая на
грани земли и небес вертикаль («Страж
Ерусалима, // Святыни верный часовой…»),
вписанная в абсолютный круг Божественной
полноты и совершенства: «Прозрачный
сумрак, луч лампады, // Кивот и крест, символ
святой… // Всё полно мира и отрады // Вокруг
тебя и над тобой» [II, 88].

56. • Этот опыт тем более важен, что образ ветки
являет собой и очень значимое в
лермонтовском духовном развитии
переосмысление смерти: рост, цветение,
жизнь для нее, казалось бы, в прошлом,
она «увяла», но в этом увядании, в «уходе»
от земной жизни обрела истинный смысл
своего существования – как бы «смертию
смерть поправ».

57. • В отличие даже от пушкинского «Цветка» –
символа, пробуждающего память о
прошлом («И вот уже мечтою странной //
Душа наполнилась моя…»), «ветка
Палестины» у Лермонтова ведет не только к
прошлому, но к будущему, а по сути – к
тому особому состоянию бытия, в котором
преодолевается иллюзия временной
разделенности и достигается истинная,
предначальная полнота существования.