1. 2009
ВЫПУСК 1 ТОМ 2
ЭЛЕКТРОННЫЙ
ЖУРНАЛ
www.discourseanalysis.org
[СОВРЕМЕННЫЙ
ДИСКУРС-АНАЛИЗ]
Методология: эмпирические импликации

2. [СОВРЕМЕННЫЙ ДИСКУРС-АНАЛИЗ] выпуск 1 том 2 (2009)
СОВРЕМЕННЫЙ ДИСКУРС-АНАЛИЗ
Выпуск 1, том 2, 2009
Электронный журнал
Редакционная коллегия:
Кожемякин Евгений Александрович, к.филос.н., доц. кафедры журналистики и связей с
общественностью БелГУ
Переверзев Егор Викторович, к.филос.н., сотрудник управления по международным
связям БелГУ
Борисов Сергей Николаевич, к.филос.н., доц.кафедры философии БелГУ
Оберемко Олег Алексеевич, к.соц.н., с.н.с. Института социологии РАН РФ.
Корбут Андрей Михайлович – н.с. Центра проблем развития образования
Белорусского государственного университета.
Тягунова Татьяна Васильевна – н.с. Центра проблем развития образования
Белорусского государственного университета.
Центр коммуникативных и медийных исследований «Медиаперспектива»
Белгородского государственного университета
Контакты:
dva@bel.ru (Кожемякин Е.),
egorpereverzev@gmail.com (Переверзев Е.),
SBorisov@bsu.edu.ru (Борисов С.).
Интернет-страница журнала: www.discourseanalysis.org
1

3. [СОВРЕМЕННЫЙ ДИСКУРС-АНАЛИЗ] выпуск 1 том 2 (2009)
СОДЕРЖАНИЕ
ОЛЕГ ОБЕРЕМКО. ВЛИЯНИЕ ИДЕНТИФИКАЦИИ АВТОРСТВА
И ЖАНРА НА ИНТЕРПРЕТАЦИЮ ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОГО
ТЕКСТА (на примере публикации «Кризис либерализма в России» за
подписью М. Ходорковского) 3
EGOR PEREVERZEV, YEVGENY KOZHEMYAKIN. NEW RUSSIAN
IDENTITY IN PRESIDENT’S NEW YEAR’S ADDRESS TO THE NATION 24
ТЁН ВАН ДЕЙК. ВОИНСТВУЮЩАЯ РИТОРИКА МЕЛКОГО
СОЮЗНИКА: ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИМПЛИКАТУРЫ И ЛЕГИТИМАЦИЯ
АСНАРОМ ВОЙНЫ В ИРАКЕ (перевод А.М.Аматова) 38
SVIATLANA SAVANOVICH, EGOR PEREVERZEV. DISCOURSE APPROACH
TO COORDINATION OF INTERNATIONAL BUSINESS PROJECTS
(based on industrial construction project between Chinese private company XY
group and Belarusian state-run concern Bellesbumprom) 64
____________________________________
2

4. [СОВРЕМЕННЫЙ ДИСКУРС-АНАЛИЗ] выпуск 1 том 2 (2009)
ОЛЕГ ОБЕРЕМКО
ВЛИЯНИЕ ИДЕНТИФИКАЦИИ АВТОРСТВА И ЖАНРА НА
ИНТЕРПРЕТАЦИЮ ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОГО ТЕКСТА
(на примере публикации «Кризис либерализма в России» за подписью
М. Ходорковского)
(Опубликовано: Телескоп. СПб., 2006. № 1.) (см.прим.1)
П убликация от 29 марта 2004 года в «Ведомостях» за подписью
М. Ходорковского, стала знаменательным событием, получившим
широкий резонанс. Общественное мнение было некоторое время
взбудоражено не только остротой содержания, но и статусом заявленного автора —
содержащегося в СИЗО олигарха — тайной появления и авторства публикации.
Материалом для анализа послужили 12 письменных рецензий на публикацию
(см.прим.2), собранных Институтом «Фонд общественное мнение» в течение апреля–
мая 2004 г. В качестве рецензентов выступали «лидеры мнений»: журналисты,
социологи и представители других профессий, в основном проживающие в
областных центрах средней полосы России. В терминах теории информационного
дефицита — это «привилегированные», квалифицированные читатели (Назаров,
2004: 204) (см.прим.3).
Рецензентам для самозаполнения предлагался стандартный гайд, содержащий, в
соответствии со структурой рецензируемой публикации, четыре основных раздела и
вводную часть, в которой задавались вопросы об общей оценке публикации. В
основных разделах предлагалось аргументировать (не)согласие с тезисами
публикации.
Учитывая, что (а) авторами рецензий явилась относительно однородная группа
читателей, (б) предмет сообщения ограничивался объектом рецензирования и
вопросником, (в) в заочной коммуникации использовался один и тот же канал —
письменный текст, в качестве объекта анализа заявляется дискурс, а в качестве предмета
— правила декодирования стимула-публикации, проявившиеся в дискурсе ответов на
вопросы гайда. Под дискурсом в данном случае понимаются «некоторые единые
правила описания предмета сообщения, которые определяются общностью
установок индивидов, участвующих в коммуникации, … характеризует социально
обусловленные типы ценностей или способы мышления, которые находят выражение
в текстах…» (Назаров, 2004: 66).
Анализируемый дискурс состоит из текстов рецензий; реконструируя каждый
вариант интерпретации, мы сопоставляли различные элементы текста рецензии. Мы
исходили из того, что производитель текста — относительно обособленной
семиотической системы парадигматических и синтагматических отношений —
вынужден считаться с тем, что «коммуникация в конкретной предметной области
предполагает использование принятой системы кодов»: «любой текст организован в
3

5. [СОВРЕМЕННЫЙ ДИСКУРС-АНАЛИЗ] выпуск 1 том 2 (2009)
соответствии с кодами, отражающими определенные ценности, установки, практики»
(Назаров, 2004: 76). Дискурсивные коды задают основные параметры производства и
потребления текстов как относительно обособленных внутри дискурса систем.
Дискурс имеет полемологическую природу: в его становление участники
коммуникации вносят вклады своими интерпретациями (текстами), однако
производство индивидуальной интерпретации подчиняется принятым дискурсивным
правилам (кодам).
В анализе мы опирались на широкий семиотический подход, в котором «ракурс
исследования смещается к системам правил, которые в целом управляют дискурсом»
(Уоллакот, Назаров, 2004: 267), в нашем случае, управляют процессом декодирования
(см. прим. 4).
При интерпретации мы прибегали к процедуре «насыщения» данных, при
которой сознательно шли на усиление — иногда на гиперболизацию — трактуемых
элементов текста. Мы не ставили цель реконструировать индивидуальные
особенности интерпретаций, а стремились к обнаружению типических
интерпретативных правил. Надеяться на их обнаружение в индивидуальных
рецензиях, с нашей точки зрения, позволяют три особенности ситуации потребления
письменного текста, отмеченные Н. Постманом: «Борьба автора и читателя с
семантическим смыслом предъявляет серьезные требования к их интеллекту. Это
особенно так в случае чтения авторов, которым не всегда доверяют. Авторы лгут,
преувеличивают, жестко обходятся с логикой, а порой и со здравым смыслом.
Читатель … [поэтому] должен находиться в состоянии вооруженности и серьезной
интеллектуальной готовности… чтение уже по своей природе является серьезным
занятием… [и] в значительной степени рациональной деятельностью (курсив. — О.О. (см.
прим. 5))» (Постман, Назаров, 2004: 275).
В приведенной цитате, во-первых, подчеркивается элемент соревновательности
между автором и читателем; последний не просто впитывает письменный текст как
губка, но является активным деятелем. Во-вторых, в этой «борьбе» ведущая роль
отводится интеллекту, что позволяет рассматривать чтение как рациональную
деятельность. Именно в исследовании рациональных действий можно надеяться на
обнаружение типических образцов интерпретации.
При кодировании рецензентов мы использовали 2 параметра. Первый
параметр — тип прочтения публикации. В соответствии с классификацией,
предложенной С. Холлом, выделяются три возможных варианта отношения к тексту
как к целому:
1) «доминирующее» прочтение: «читатель полностью разделяет коды
текста», код кажется естественным и очевидным;
2) «переговорное» прочтение: читатель иногда модифицирует восприятие
текста в соответствии со своими ценностными предпочтениями;
3) «оппозиционное» прочтение: читатель понимает, но не принимает
доминирующие коды и постоянно «держит в уме альтернативную систему
соотнесения» (Hall, Назаров, 2004: 78).
На основании анализа вводной части рецензий мы выделили 6 рецензентов,
выразивших положительное отношение к публикации, и присвоили им номера от 11
до 16 (первая цифра обозначает положительное отношение, вторая — порядковый
4

6. [СОВРЕМЕННЫЙ ДИСКУРС-АНАЛИЗ] выпуск 1 том 2 (2009)
номер рецензента), 3 рецензента выразили противоречивое отношение — номера от
21 до 23 — и еще 3 рецензента выразили отрицательную оценку — номера 31–33.
Положительное отношение мы диагностировали по однозначной позитивной
оценке. Вывод о «противоречивом отношении» к публикации делались по прямым
указаниям на противоречивость впечатлений, употреблению союза «но» и
синонимичных конструкций и частому несогласию (в основной части рецензии) с
положениями публикации. К негативно оценившим читателям мы отнесли тех, кто
указал на значительный «зазор» между предполагаемыми «истинными» мотивами
публикации и буквально выраженным содержанием.
На основании ответов на специальный вопрос о перспективах либерализма в
современной России мы добавили к коду рецензентов литеру «л», если они
презентировали себя как сторонников либерализма, литерой «а» мы отметили
«антилибералов». Встретившуюся точку зрения, согласно которой идеи либерализма
в стране, где люди трудно живут, неактуальны, мы определили как
«антилиберальную».
В ы б о р с т р у к т у р ны х эл е м е н т о в д л я а н а л и з а : ж а н р и а в т о р с т в о
Жанр
Первый критик: Какого жанра эта пьеса? … Что это — комедия или трагедия?
Фарс или мелодрама? Какая-нибудь чепуха для репертуарного театра или настоящая
модная пьеса?
Второй критик: Разве вы не можете судить на основании того, что вы видели?
Первый критик: Видеть-то я видел, но откуда мне знать, как нужно к ней
отнестись?
(Б. Шоу «Первая пьеса Фанни» (Шоу, 1956: 193))
Гайд для рецензентов начинался с двух вопросов: «Какое Ваше общее
впечатление от данного текста?» и «В чем, по Вашему мнению, состоит главная идея
текста?». Отвечая на эти обобщенные вопросы, все рецензенты спонтанно затрагивали
проблему жанра: либо прямо определяли жанр публикации (статья, письмо, исповедь),
либо указывали на ее основные функции (коммуникативные задания); по этим
функциям реконструировалось жанровое восприятие.
Возможно, рассуждения о жанре стимулировалось сухим, нарочито
нейтральным словом «текст», содержащимся в вопросах гайда, и, начиная разговор о
публикации, рецензенты просто хотели ее как-то назвать. Если так, то в жанровых
квалификациях следовало бы видеть не результат «интеллектуальной борьбы» при
чтении, а эффект вопроса.
Однако внимание читателей к «проблеме жанра» при обсуждении «главной
идеи текста» вполне согласуется с теоретическими представлениями литературоведов,
журналистов, исследователей коммуникации о процессе понимания/декодирования
текстов. Принципиальное значение для интерпретации текста в рамках
семиотических подходов имеет «выявление цели обращения коммуникатора к
аудитории, определение «послания»» (Назаров, 2004: 217). Жанр во многом
5

7. [СОВРЕМЕННЫЙ ДИСКУРС-АНАЛИЗ] выпуск 1 том 2 (2009)
определяет смысл выраженного в тексте предметного содержания, которое у разных
текстов могут быть одинаковы. Например, у проникновенно-интимной лирики и у
скабрезного анекдота может быть один и тот же референт — они могут описывать
одно и то же реальное событие, и именно жанровое своеобразие описания определяет
эффект воздействия на читателя.
Почувствовать жанровую разницу изящно дает, например, У. Эко, который
сначала приводит лимерик Э. Лира:
Каждый вечер старушка в Перу
Мужу плюшки пекла на пару;
Но однажды, того,
Испекла и его —
Невезучий старик из Перу!
а затем предлагает воображаемую версию пересказа для «Нью-Йорк Таймс»:
«Лима, 17 марта. Вчера Альваро Гонсалес Баррето (41 год, двое детей, счетовод
Химического банка Перу) был непредумышленно запечен в пароварке супругой,
Лолитой Санчес Мединачели…» (Эко, 2002: 64).
Жанр не просто направляет процесс декодирования текста; при жанровой
неопределенности коммуникация вообще может не состояться. Ссылаясь на
процитированный выше эпизод из комедии Б. Шоу, где критик отказывается судить о
первом опыте начинающего автора, потому что не может понять, в каком жанре он
задумывался, Л.В. Чернец пишет: «Эта парадоксальная критическая поза подчеркивает
явление, которое называют ж а н р о в ы м о ж и д а н и е м (р а з р я д к а . — Л.Ч.); критик,
как и читатель, склонен оценивать новое произведение по «законам жанра»,
выводимых из предшествующих образцов» (Чернец, 1982). Таким образом,
декодирование жанра является важнейшим условием успешной коммуникации между
автором письменного текста и читателем: и специалистом, и «профаном».
В рецензиях мы нашли следующие определения жанра публикации:
«честная, глубокая, выстраданная, объективная статья» (см. прим. 6) (11л),
«искренний призыв к реальному формированию стратегии развития страны»
(12а),
«откровенная попытка проанализировать ситуацию», «довольно любопытные
рассуждения», «кто виноват и что делать?» (13л),
«покаяние» (14л),
«письмо», [анализ], «исповедь» (15л),
«статья», «своевременное и откровенное обращение к сторонникам
либеральной идеи», «письмо», [программа действий], «PR-акция», «оправдание» (16л),
«попытка анализа», «типичный разбор полетов», [программа действий] (21а),
«попытка проанализировать», «неискреннее покаяние», «попытка объяснить
причины… и обозначить пути выхода…» (22а),
«явка с повинной» (23л),
«размышления», «обращение к единомышленникам», «ложное покаяние» (31а),
«статья», [неудачный] «манифест», «покаяние перед властью», «обращенный к
олигархам призыв работать вместе с Президентом» (32л),
«текст», «произведение» (кавычки — рецензента), «апология складывающегося
политического режима» и «дискредитация либеральных политиков, российского
6

8. [СОВРЕМЕННЫЙ ДИСКУРС-АНАЛИЗ] выпуск 1 том 2 (2009)
бизнеса и институтов демократии в целом» (33л).
Из приведенных формулировок видно, что публикация в жанровом
отношении воспринималась эклектично; согласия по поводу главной идеи нет не
только среди читателей, но иногда и «среди одного» читателя.
Некоторые формулировки содержат признаки статьи (16л, 32л), в которой была
сделана попытка проанализировать (13л, 15л, 21а, 22а), объяснить причины кризиса и
обозначить пути выхода из него (22а). Эта квалификация вполне соответствует
коммуникативному заданию аналитической статьи, которая «объясняет читателям…
общественную… и личную значимость актуальных процессов…, их причинно-
следствекнные связи и… инициирует читательские размышления, … служит основой для
выработки идей, …предваряющих принятие практических мер» (Тертычный, 2002: 150)
(см. прим. 7). Жанр статьи требует от автора объективности, личной
незаинтересованности (почти как в постулатах научного этоса Р. Мертона) и
следования «интересу эпохи» (в веберовском смысле), социологического видения
обсуждаемых проблем.
Определения «честная, глубокая, выстраданная, объективная статья» (11л) и
«откровенная попытка проанализировать ситуацию» (13л) нужно считать
эклектичным, поскольку оно имплицитно указывает на преобладание авторской
позиции и авторской лаборатории: страдал и честно отразил.
Основу эссе составляет «рассуждение автора». В эссе «особым образом излагается
определенная концепция, некая «теория», вытекающая из познания ряда лежащих «на
поверхности бытия» явлений, общие суждения и выводы преобладают над фактическим
материалом, и нередко это преобладание оказывается подавляющим. «Но данное
обстоятельство нельзя считать недостатком…, поскольку авторы… не ставят перед собой
задачи — проанализировать конкретные проблемы, … предложить необходимые [для их
скорейшего решения] меры. Конкретные факты для таких публикаций — лишь повод
для общих рассуждений». Эти рассуждения «не могут быть быстро воплощены в жизнь…
[Смысл эссе в том, что] эссеист как бы заставляет аудиторию на миг ―остановиться,
оглянуться‖, чтобы увидеть: в ту ли сторону мы идем? Правильно ли поступаем в
своих сиюминутных делах? Совпадают ли они «по вектору» с главными ценностями
жизни, тенденциями ее развития?» (Тертычный, 2002: 213, 216,217). То есть, в отличие
от статьи, которая пишется на (новом) фактическом материале, эссе целиком
пронизано субъективностью автора, который известным фактам дает оригинальную
интерпретацию. Публикацию в жанре эссе увидели те читатели, которые определили
ее как «размышления» (31а) и «довольно любопытные рассуждения» (13л) и указали на
отсутствие новизны в публикации (31а, 32л, 33л).
Сложнее соотношения между жанрами письма и исповеди.
«Письмом» публикация была названа дважды (15л, 16л). Для письма
характерны следующие признаки: оно имеет форму «непосредственного обращения
автора к адресату» и содержит «стремление автора побудить адресата к неотложным
действиям»; «своим письмам… составители часто доверяют самые сокровенные помыслы.
Поэтому они полагают, что и в письмах других людей тоже можно иногда прочитать
то, что те думают на самом деле» (Тертычный, 2002: 222-223).
Таким образом, в письме автор не должен быть ни объективным (как в статье),
ни оригинальным (как в эссе), но искренним; и должен призывать к действию. Этим
7

9. [СОВРЕМЕННЫЙ ДИСКУРС-АНАЛИЗ] выпуск 1 том 2 (2009)
признакам соответствуют следующие характеристики: «искренний призыв к
реальному формированию стратегии развития страны» (12а), «своевременное и
откровенное обращение к сторонникам либеральной идеи» (16л), «обращение к
единомышленникам», «обращенный к олигархам призыв работать вместе с
Президентом» (32л).
Предметом исповеди является «внутренний мир» автора, а основным методом
— самоанализ (Тертычный, 2002: 229). Исповедальные мотивы публикации отмечены
следующие определения: «покаяние» (14л), «исповедь» (15л), «неискреннее покаяние»
(22а), «явка с повинной» (23л), «ложное покаяние» (31а), «оправдание» (16л), «покаяние
перед властью» (32л).
Сравнение жанровых характеристик, отнесенных нами к жанрам письма и
исповеди, показывает диаметральную противоположность в оценках по критерию
«искренность–неискренность». По-видимому, те рецензенты, которые настроились на
чтение письма, увидели в публикации «искренний призыв» и «откровенное обращение», а некоторые
рецензенты, которые увидели в публикации исповедь, напротив, подметили ее ложность.
Попробуем найти причину расхождений в оценках по одному и тому же параметру в
особенностях этих двух жанров.
Как и А. Тертычный, М. Уваров в жанровой характеристике исповеди
отталкивается от предельного случая — религиозной исповеди. Именно ей свойствен
мотив подведения итогов, актуального «не только в сферах зримых, вещных, но и в
тех предельно напряженных областях духовного опыта, которые даруются честным,
искренним и не терпящим гордыни словом исповеди» (Уваров, 1998: 5).
Если обратиться к тексту публикации, то мы не найдем в ней, ни развернутой
картины внутреннего мира автора, ни самоанализа (по А. Тертычному), ни
развернутых описаний духовного поиска (по М. Уварову). Поэтому можно сделать
вывод, опираясь на восприятие публикации рецензентами и теорию жанров, что
письмо может не содержать ни самоанализа, ни «добровольного признания в
совершенных неблаговидных поступках», из-за чего «человек может испытывать
мучительные переживания, снять которые и должна религиозная исповедь»
(Тертычный, 2002: 229). Искренний, откровенный призыв в письме, по-видимому,
может прочитываться и без демонстрации духовных исканий.
Между тем, жанр исповеди знает не только религиозную разновидность, но и
публичную. Публичная исповедь в СМИ, по А. Тертычному, имеет совсем иные
функции: (1) объяснить необычный поступок, (2) показать пример преодоления беды,
(3) поделиться опытом успешной карьеры, (4) сделать саморекламу (Тертычный, 2002:
229-230). Именно последнюю разновидность послания уловил один из рецензентов
— «PR-акция» (16л), — что не помешало ему в целом позитивно отнестись к
публикации.
М. Уваров также упоминает жанр публичной исповеди: «Исповедоваться вдруг
начинает каждый второй политик… ―Исповедующиеся‖ не замечают, как сбиваются
на менторский тон, подменяют интимное слово исповеди громом публичной проповеди»
(Уваров, 1998: 10).
Казалось бы, оба процитированных специалиста вместе с рецензентами
однозначно отличают «истинную» исповедь от «ложной»; может сложиться
впечатление, что «ложная», публичная исповедь-проповедь буйно заколосилась
8

10. [СОВРЕМЕННЫЙ ДИСКУРС-АНАЛИЗ] выпуск 1 том 2 (2009)
только в последние годы. Однако оказывается, что, например, в классической русской
литературе есть множество примеров, когда «исповедь становится как бы скрытой
проповедью, и наоборот» (Уваров, 1998: 27). Более того, интерпретируя одну из
картин Эль Греко, на которой изображены Апостолы Петр и Павел, М. Уваров делает
следующее обобщение: «для апологетической [религиозной] доктрины… исповедь
предполагает идею проповеди» (Уваров, 1998:30).
Таким образом, дело не в том, что смешение исповеди и проповеди есть
признак новорусского дурновкусия и духовного разложения, а в том, кто — автор, и
верит ли ему читатель как «право имеющему».
Проповедь, как и письмо, содержит призыв к действию; поэтому без
привлечения более широкого материала мы не можем сказать, какой из этих двух
жанров прочитали рецензенты в публикации, выделившие в качестве основной идеи
программу действий (16л, 21а), [неудачный] «манифест» (32л) и «что делать?» (13л).
В любом случае, если бы была техническая возможность вернуться в ситуацию
письменного опроса рецензентов, вооруженные теорией жанров мы бы знали, какие
уточняющие вопросы надо было бы задать.
Последний необходимый для анализа жанр — жанр памфлета. «В
журналистике под памфлетом понимают сатирическое произведение, нацеленное на
осмеяние определенных человеческих пороков и уничижение того героя (героев), который
представляется автору носителем опасного общественного зла» (Тертычный, 2002: 273).
Специалисты указывают на огромное разнообразие памфлетного жанра и его
гибридных форм. Однако всему спектру памфлетных форм свойственны:
обличительная направленность на социально-значимый объект (предметом является
социально-комическое, и никогда — элементарно-комическое); злободневность и острое
политическое звучание; тенденциозность (эмоционально-логическое воздействие); цель
— не осмеяние, а скорейшее уничтожение общественного зла и утверждение положительного
идеала (Ткачев, 1977: 23-37, 46).
Этому жанровому определению соответствуют формулировки «кто виноват?»
(13л), «апология складывающегося политического режима» и «дискредитация
либеральных политиков, российского бизнеса и институтов демократии в целом»
(33л).
Авторство
Граф: … Каково ваше мнение о пьесе?
Критик: А кто автор?
Граф: Пока это секрет.
Критик: Как же я могу говорить о пьесе, если я не знаю кто автор? … Кто автор?
Ответьте мне, и я вам дам детальнейшую оценку пьесы.
(Б. Шоу «Первая пьеса Фанни» (Шоу, 1956: 193-194))
«…вообще не очень корректно обсуждать… то, что человек пишет из СИЗО,
оттуда что угодно могут заставить написать…»
«…после прочтения текста «Кризиса…» всѐ хорошее, что я питал к Михаилу
Ходорковскому, чувствительно укрепилось».
Из рецензий
9

11. [СОВРЕМЕННЫЙ ДИСКУРС-АНАЛИЗ] выпуск 1 том 2 (2009)
В рецензиях мы нашли два прямых указания на то, что авторство обусловило
повышенный интерес к публикации; их сделали рецензенты, придерживающиеся
разных — либеральных и антилиберальных — взглядов:
«Попытка анализа политической ситуации в стране… достаточно спорна, но
безусловно интересна. Главным образом тем, что автор сегодня у всех на слуху, владеет
информацией, а его арест – знаковое событие в нынешней России. Хотя большинство
населения равнодушно к бедам олигархов (хватает своих проблем), промышленники,
бизнесмены, обыватели активно обсуждают эти послания Ходорковского,
обмениваются текстами (см.прим.8) (21а).
«…чрезвычайно важно признание таким человеком, как Ходорковский, двух, буквально
лежащих на поверхности общественного мнения, положений» (15л).
Сомнение в авторстве расширяет границы интерпретации, способствует
наслоению дополнительных фреймов — в понимании И. Гофмана, — обостряет
внимание читателя к мелочам, заставляя его искать подтверждения и опровержения
выдвигаемых версий, как в тексте, так и в затекстовой реальности; повышает
рефлексивность читателя, отвлекает его от собственно содержания, и, по-видимому,
повышает шансы на «творческое» прочтение особенно тех фрагментов текста, в
которых автор по какой-то причине (как кажется читателю) темен и фрагментарен.
Здесь важно подчеркнуть, что успех (эффект воздействия на читателя) в разных
жанрах требует разных способов презентации авторской позиции.
Автор исповеди наполняет ее самоотрицанием, отвержением собственной
самости. В своем падении он достиг дна, он слаб, полон неподдельного отчаяния от
содеянного; он беззащитен, и в этом его сила — моральная сила. Только тогда ему
поверят.
В письме автор предстает в своей неповторимой индивидуальности, однако для
послания важна не она, а то, какой социальный типаж презентирует автор. Он
предлагает свое видение как член социальной группы, сообщества, поднимается над
своей индивидуальностью. Он, как и всякий Борис и Михаил, может быть не прав,
однако его выслушивают потому, что его обращение отражает чаяния определенных
социальных слоев.
В аналитике субъективность автора невидима, скрыта, завуалирована. Автор
нейтрален, объективен, он — над схваткой. Он присутствует своей
осведомленностью и аналитическими способностями. Остальное выносится за
скобки.
Памфлету свойственны афористичность, образность, оценочность без
полутонов, лапидарность языка, понятного для широкой аудитории. Здесь автор
может быть и реальным лицом, и мистифицированным, зашифрованным,
неуловимым. «Друга Народа» может знать в лицо каждый, а может и никто не знать.
Таким образом, в некоторых жанрах вопрос об авторстве для читателя может
быть столь же безразличным, «как безразличны для нас переживания архитектора,
построившего собор или дворец» (Жирмунский, 1996: 125). В публицистическом же
тексте авторская позиция и жанровое своеобразие суть важные структурные элементы
текста, которые настраивают восприятие читателя — подобно ключам в партитуре —
на соответствующий регистр. Без этого слушатель (читатель) будет слышать
10

12. [СОВРЕМЕННЫЙ ДИСКУРС-АНАЛИЗ] выпуск 1 том 2 (2009)
какофонию (снижение эффекта коммуникации) или жанровую пародию (обратный
эффект).
Для дальнейшего анализа мы отобрали только те рецензии, в которых
выражалось либо радикальное сомнение в аутентичности авторства, либо
сомнение в аутентичности авторской позиции. В целом в отобранных рецензиях
можно выделить две линии аргументации: указания на стилистическую эклектику
публикации и на диссонанс между ее содержанием и (фактическими или
имиджевыми) характеристиками заявленного автора — культурным уровнем и
мировоззрением, а также местом написания. Таким образом, в дискурсе авторства
публикация рассматривалась как:
жанровое произведение, которому приличен определенный стиль,
адекватное выражение того, что заявленному автору прилично думать.
Сомнение в аутентичности авторства
Версия 1: это — не его рука, следовательно — идеологическая диверсия
Радикальные сомнения в авторстве вызывали у рецензента чуждые (с его точки
зрения) либеральной доктрине «идеологические клише», а также «наивность в
оценках», «стилистическая неряшливость», граничащая с «безграмотностью»,
употребление «полублатных жаргонизмов». Рецензент указывает, что автор,
слывущий интеллектуалом, не мог написать такой
«антиинтеллектуальный текст, в котором всѐ (за исключением «забавных оценок
политического дизайна Путина в виде комических фигур Жириновского и Рогозина,
безликой брезентовой ―Единой России‖. И только.) «или тривиально, или грубо
идеологично и бездоказательно оценочно» (33л).
Вызванная указанными несоответствиями подозрительность привела
рецензента к выводу о том, что публикация имела серьезное практическое задание:
«Смешного мало: кто-то этот "текст" сделал максимально публичным и устроил
масштабную дискуссию (данный опрос, кстати, часть этого процесса) — в этом и
состоит, как мне представляется, миссия "текста": спровоцировать некую дискуссию
для проверки восприимчивости общества к подобным "произведениям", к
возможной идеологической "зачистке" политики и т.д. Заодно кое-что подчистить,
расширить, переформатировать. Параллельно (или прежде всего) — неявная
апология складывающегося политического режима, дискредитация либеральных
политиков, российского бизнеса и институтов демократии в целом» (33л).
Вывод: сомнение в авторстве привело сначала к переопределению жанра, а затем
и к радикальной реинтерпретации всего содержания.
Версия 2: аналитика — его, дискредитация либерализма — от Кремля
Эта версия не столь однозначна. Позитивная оценка анализа (статья) и
обращения с призывом (письмо или манифест) сочетается с сомнениями в авторстве:
«…откровенная попытка проанализировать ситуацию» (13л).
«призыв строить гражданское общество в России, вернуть стране свободу»
(13л).
«Довольно любопытные рассуждения, однако остается вопрос, кто их автор. То
ли сам Ходорковский, то ли кто-то из аппарата В. Путина? Кроме того, возникло
11

13. [СОВРЕМЕННЫЙ ДИСКУРС-АНАЛИЗ] выпуск 1 том 2 (2009)
впечатление, что автор с кем-то спорит, отвечает на чьи-то высказывания, но с кем, и
что это за высказывания — не очень-то понятно» (13л).
Как мы увидим ниже, функция памфлета («кто виноват, и что делать?»)
поддержки не вызвала.
Основанием для сомнений является диалогичность («спор») публикации,
отсутствие спонтанности и целостной, внутренне непротиворечивой авторской
позиции. Поскольку фраза сказана в контексте размышлений об авторстве, выходит,
что автор (кто бы он ни был) не сам формулировал мысли, а в споре с кем-то, и этот
«кто-то и есть намеренный или ненамеренный (со)автор. Таким образом, читатель (а
мы имеем дело с квалифицированными читателями!) видит в диалоге
неординарность.
Между тем, специалисты утверждают, что «журналистские материалы в
подавляющем большинстве случаев имеют диалогическое начало, независимо от
того, имеют ли они диалогическую форму изложения… [В] журналистских текстах…
ставятся вопросы, даются ответы на них, приводятся доводы в пользу какой-то точки
зрения и выдвигаются контрдоводы… что создает иллюзию обмена мнениями,
происходящего между партнерами по «живому» общению» (Тертычный, 2002: 9). Мы
цитируем учебное пособие чтобы подчеркнуть: подмеченное рецензентом
необычное качество публикации необычным не является. Что могло вызвать
впечатление неординарности ординарного качества? Впечатление необычности
могло сложиться потому, что в тексте с «диалогическим началом» не прописаны
«контрдоводы» — есть только половина диалога, в которой нет пояснений, что
именно понимается под ключевыми в обсуждении понятиями:
Вопрос гайда: «Либеральный проект в России может состояться только в
контексте национальных интересов» (см.прим.9). Как Вы понимаете и оцениваете
этот тезис?
Ответ рецензента: …То есть свобода и демократия могут быть вредны для
национальных интересов? А что тогда имеется в виду под национальными
интересами?!! …а что тогда подразумевается под либеральным проектом? Плохо, что
мы в середине некого спора, «Ходорковский» с кем-то спорит, с ним он видимо оговорил, что
подразумевает под либеральным проектом, либерализмом и национальными интересами, но мы
не знаем, как спорщики определились в терминах, и поэтому испытываем трудности в обсуждении
их полемики» (13л).
Таким образом, читатель сомневается в авторстве потому, что аутентичный
автор непременно должен был бы снабдить читателя необходимыми пояснениями.
Есть и другое объяснение, почему читатель не поверил в то, что
М.Б. Ходорковский является автором публикации, подписанной М.Б. Ходорковским:
«Мнение «Ходорковского», это только мнение «Ходорковского» (я имею в виду,
того, кто писал от его имени, поэтому беру в кавычки, поскольку Ходорковский подтвердил, что не
сам писал текст и не передавал его из СИЗО-4)» (13л).
Однако неясно, почему переданное от лица М.Б. Ходорковского отрицание
важнее напечатанной подписи? Почему рецензент не допустил, что отказ от
авторства был сделан вынужденно? Наиболее категорично аргументация выражена в
разделе рецензии, где просили оценить высказывания, касающиеся Президента:
Вопрос: Можете ли Вы оценить суждения Ходорковского о Путине? Есть ли что-
12

14. [СОВРЕМЕННЫЙ ДИСКУРС-АНАЛИЗ] выпуск 1 том 2 (2009)
то, с чем Вы согласны, и что-то, с чем Вы не можете согласиться?
Ответ: Да уж. То, что написал, вроде как, Ходорковский о Путине у меня вызвало
наибольшее удивление. …впечатление здесь такое, что эти строки писали в Кремле или
на Старой площади…
Весьма любопытно рассуждение о том, что «Путин, наверное, не либерал, не
демократ, но все же он либеральнее и демократичнее 70% населения нашей страны,
что с точки зрения «провозглашаемой идеологии» он куда лучше Жириновского и
Рогозина». «Путин, вобрав всю антилиберальную энергию большинства, обуздал
наших национальных бесов». Вообще рассуждения похожие на правду, близкие к ней.
Но тут, «Ходорковский» из СИЗО-4, просто не разглядел, что антилиберальный,
националистический дух, раскрутка Жириновского и Рогозина в предвыборной
кампании и до нее осуществлялись и осуществляются именно государственным
телевидением, управляемым из Кремля и именно из патологического страха, что
коммунисты могут набрать много голосов. Получилось, что Путину лучше нацисты,
чем нынешние коммунисты и либералы, демократы.
Далее, он пишет, что СПС и Яблоко проиграли выборы, не потому, что их
дискриминировал Кремль, а потому, что администрация президента им впервые не
помогала. Конечно, трудно из СИЗО-4 узнать, как идет жизнь «на воле», хотя, вообще
не очень корректно обсуждать и критиковать то, что человек пишет из СИЗО, оттуда
что угодно могут заставить написать… [Далее рецензент приводит «факты»,
свидетельствующие о том, что власть помогала «Единой России» и «топила» КПРФ,
СПС и Яблоко.]
Далее М. Ходорковский (вроде бы) пишет: нравится Путин или не нравится, но
он Президент, гарант и т.п. Надо отказаться от бессмысленных попыток поставить
под сомнение легитимность Президента РФ.
…не понимаю: о какой легитимности идет речь? … Чего это «Ходорковский»
так за Путина испугался, тем более его только что избрали на 2-й срок?! …
Так что, в данном случае, кто-то от лица Ходорковского переусердствовал. И
репутацию такими рассуждениями М. Ходорковскому подмочил, хотя, может быть, на это и
рассчитывал?!
Путина есть, за что и похвалить…. Но то, что здесь написано от лица Ходорковского
в «защиту Путина» как раз и есть ложь, против которой в этом абзаце выступал
«Ходорковский»» (13л).
Таким образом, решающие аргументы в пользу лжеавторства сводятся к
следующему. Во-первых, содержащиеся в публикации оценочные утверждения
наивны и поверхностны, не соответствуют ни действительности — что
аргументируется ссылкой на «факты» — ни представлениям об убеждениях
фактического М.Б., пользующегося репутацией самостоятельно мыслящего и
осведомленного человека. Во-вторых, ряд высказываний направлен на защиту
Президента, на которого (по мнению рецензента) никто не нападает. Между тем,
посягательство на легитимность главы государства не есть ли попытка
государственного переворота, о которой страна, только что его выбравшая, до сих
пор ничего не знает? Абсурдность защиты рассеивается, если предположить, что
узник СИЗО осведомлен лучше, чем страна. Следовательно, он и есть заговорщик. А
арестован за недоимки? Полный абсурд в действиях власти?!
13

15. [СОВРЕМЕННЫЙ ДИСКУРС-АНАЛИЗ] выпуск 1 том 2 (2009)
Чтобы устранить возникший абсурд, нужно либо принять стыдливость в
действиях власти как целого, либо согласиться с версией ложного авторства и с тем,
что «кто-то» особо услужливый перестарался. Второй способ представляется более
простым. Иначе квалифицированный читатель просто не в состоянии объяснить
появление элементов апологии в документе жанра статьи, манифеста и памфлета.
Неуместная (с точки зрения рецензента) апология приводит к вопросу о цели
мистификации.
Рецензент выражает согласие с тем, что на либералах лежит вина, в частности,
за отсутствие социальной политики на протяжении постсоветского периода, однако
вместе с тем он прямо указывает, что за «антинародные» законы представители
либеральных партий голосовали вместе с «центристами», коммунистами,
жириновцами и независимыми депутатами, а потому «либералы» несут
ответственность наравне со сторонниками всех прочих доктрин:
«Не надо преувеличивать роль либералов-реформаторов. Можно подумать, что
страной много времени правили Чубайс и Гайдар, или Немцов с Хакамадой. Этого не
было! Не либералы правили страной, они иногда были рядом с властью, Гайдар
совсем недолго был премьером, но не они принимали решения. Опять похоже, что
этот текст сочиняли на Старой площади, чтобы перевести свою вину на либералов. Довольно
противно» (13л).
Таким образом, функция обличения также ставится под сомнение, поскольку
цель — зло, подлежащее искоренению, — с точки зрения читателя, выбрана
слишком узко и тенденциозно. Вывод: читатель позитивно оценил те
коммуникативные задания, которые более соответствуют обезличенным жанрам, и
негативно отнесся к элементам авторских жанров.
Версия 3: перестарались адвокаты
Следующая версия показывает, что сомневаться в авторстве могли и те, кто не
разделяет либеральных взглядов.
«Этот текст, скорее всего, симбиоз собственных размышлений г-на Ходорковского и
(неизвестного?) соавтора, чьи политические взгляды далеко не идентичны убеждениям
самого олигарха №1. Впечатление, что Ходорковскому не просто «помогли оформить»
покаянный текст, но и определили «направления» раскаяния, оценочные критерии».
«Дистрофично малый уровень искренности, разговор с
единомышленниками-либералами получился явно с «чужого пера».
Интуитивно чувствуется, что ключевые посылы публикации – не
ходорковские» (31а).
В качестве главного аргумента в пользу сомнения заявлена читательская
интуиция, которая основывается, как можно понять, на том, что так с
единомышленниками искренне разговаривать нельзя. То есть посыл на авторскую
искренность распознается, но не принимается ввиду неадекватного выражения.
Отсюда и формулирование главной мысли публикации:
«убедить народ, что главный олигарх прозрел и созрел до покаяния… [за
последствия] сделанного в 90е годы с его участием и участием ставших новорусскими
миллиардерами» (31а).
Этот оборот «убедить народ, что… созрел для покаяния» подчеркивает участие
14

16. [СОВРЕМЕННЫЙ ДИСКУРС-АНАЛИЗ] выпуск 1 том 2 (2009)
соавторов: грешнику не только не поверили, а заподозрили в попытке
манипулировать общественным мнением ложным покаянием. В отличие от
предыдущих версий, соавторы представлены не как «злодеи», а как «помошники
(см.прим.10)», действовавшие в интересах номинального автора при оформлении
«покаянного текста».
Вывод: неискренность авторской позиции, идеологическая чуждость письма,
обращенного к единомышленникам, привела к сомнению в авторстве; сомнение в
авторстве породила недоверие к покаянию, которое, в свою очередь, обернулось
отповедью заявленному автору:
«Когда олигарх (или его соавтор) оценивает: «да, Путин, наверное, не либерал и
не демократ, но все же он либеральнее и демократичнее 70% населения нашей
страны» — это звучит на редкость издевательски по отношению к тем 70 %, которые
поддерживают нынешнего президента. Элитная изолированность и высокомерие
подводят М.Х. Видимо, он [т.е. М. Ходоркоский, а не соавтор — О.О.] убежден, что
«70% населения нашей страны» — поголовно тупая, безмозглая, рабская толпа, не
способная мыслить так же свободно, как он (31а).
Можно было бы предположить, что только читатели «антилиберальных»
взглядов, в отличие от «либералов», склонны видеть в соавторах «помощников».
Следующий пример показывает, что это не так.
Версия 4: анализ хорош, памфлетисты перестарались
Согласно наиболее мягкой версии сомнений, текст автору помогли написать
«спичрайтеры». Это никак не повлияло положительную оценку рецензентом
«достоинств письма»: «умное, своевременное… обращение к сторонникам
либеральной идеи (см.прим.11)» (16л). Неважно, сам автор написал каждое слово или нет,
потому что спичрайтерство — общепринятая практика (16л). Таким образом,
рецензент допускает участие соавторов, что не мешает ему воспринимать текст как
аутентичный.
Здесь мы имеем, по-видимому, широко распространенное мнение о том, что
публичные фигуры сами публичных текстов не пишут. В принципе этому
положению вещей можно привести несколько оправданий:
сильная загруженость публичных фигур: им писать некогда — надо
управляться со сложным, норовистым хозяйством;
специфичность публичных текстов: без нанятых писателей нельзя обойтись,
ибо публичная политическая речь (особенно в эпоху умножающихся рисков) должна
быть аккуратно «заточена» на выражение одних смыслов (коммуникативных заданий)
и одновременно «притуплена» в выражении других; чем крупнее фигура, тем меньше
у нее простора для самовыражения (выражения личных мыслей и чувств), поскольку
общественная функция у нее состоит не (только) в самопрезентации, но в
презентировании интересов социальных общностей. Для публичных речей
необходима профессиональная точность, при чем целой команды «писателей» —
чтобы понадежнее «притупить» лишние смыслы;
неспособность к самостоятельному производству текстов: в конце концов
«слуги народа» выдвигаются/выбираются не по писательским талантам, и
писательство на руководящем посту — навык технический и второстепенный.
15

17. [СОВРЕМЕННЫЙ ДИСКУРС-АНАЛИЗ] выпуск 1 том 2 (2009)
Какое из этих оправданий годится в данном случае? Первое вроде бы не
подходит (хотя, что нам известно об организованности распорядка дня в СИЗО?).
Второе годится, если считать нашего автора политической фигурой, что не
противоречит ни мнениям рецензентов, ни рейтингу 100 ведущих политиков России,
который был опубликован в «Независимой газете» — в сентябре 2004 г.
М.Б. Ходорковский делил 37–38 места.
Третье оправдание диссонирует с распространенным имиджем М.Б.
Ходорковского как интеллектуала. Или мы имеем клинический случай
неравномерного развития способностей, или дело в специфике технического
образования. Это соображение возвращает нас к предыдущему варианту и заставляет
видеть в публикации, прежде всего, речь политика, а не «частного лица» (как был
подписан документ), поскольку именно политическая речь требует взвода
профессиональных перьев. Тогда это точно не покаяние.
Именно такая точка зрения согласуется с выделенными рецензентом тремя
главными идеями публикации: (1) привлечь внимание общества к трудной ситуации
демократического движения, (2) показать пути выхода из кризиса, (3) напомнить о
своем существовании как о политической фигуре. Четвертая идея оценена
рецензентом как «слабое место»:
(4) «статья имеет неявный «оправдательный» подтекст. Автор ненавязчиво
пытается представить себя «прозревшим», «правильным» сторонником либерализма.
Соответственно, остальных руководителей правых политических партий — людьми,
пребывающими в плену заблуждений, не понявших или не желающих признать свои
ошибки. Этот смысл является, с моей точки зрения, слабым местом текста» (16л).
Нужно отметить, что «слабое место» относится не к критике «руководителей
правых политических партий», поскольку ответ на вопрос «Что Вам, безусловно,
понравилось в этом документе?» содержит, среди прочих, и такую формулировку:
«Перечень промахов, которые были допущены руководством либерального
движения» (16л).
Распознание элементов PR-акции и несоответствий жанру покаяния не
помешало дать высокую оценку тексту — «нужный, важный документ», «интересен и
по замыслу, и по манере… динамичен, логичен, в нем четко прослеживаются все
заложенные идеи» (16л) — и его автору, который, по мнению рецензента, «поступил
правильно и, учитывая его «особое положение», смело» (16л). Почему?
Вывод: рецензент высоко оценил элементы безличных жанров — аналитической
статьи и манифеста — и отрицательно оценил памфлетные характеристики —
«напыщенность» и снижение стиля. Для безличных жанров спичрайтерство не
является зазорным.
Сомнения в авторской позиции
Ниже приводятся версии, в которых сомнения в аутентичности авторской
позиции не приводили к выражению сомнений в аутентичности авторства.
Версия 5: манифест или покаяние?
«Стилистически статья Ходорковского эклектична. В содержательном плане
она не несет в себе никаких особенных откровений: о невнимании либеральных
16

18. [СОВРЕМЕННЫЙ ДИСКУРС-АНАЛИЗ] выпуск 1 том 2 (2009)
экономистов, которым было поручено проводить социально-экономические
реформы в России, к интересам населения страны, сказано уже достаточно много. В
связи с этим единственно возможной реакцией на статью явилось бы «Наконец-то!»,
однако этому серьезно мешает место, в котором этот текст написан (возьмем за данность что
Михаил Ходорковский действительно является автором этой публикации). Умному
человеку не нужно было попадать в застенки, чтобы услышать и согласиться с
мнением людей, по праву считающимися «совестью нации». Задумываться о
происходящем нужно было тогда, когда от либералов отвернулась интеллигенция,
горячо поддержавшая начало перестройки. Место и время написания статьи мешают
всерьез отнестись и к тем путям, которые предлагает своим коллегам Ходорковский: манифест
такого рода был бы жизнеспособен после завершения судебного процесса над автором статьи. До тех
пор статья воспринимается не как попытка покаяться перед населением, а как покаяние перед
властью» (32л).
Взятая в скобки фраза «возьмем за данность…» говорит о том, что читатель
признает проблему авторства, но намеренно следует принципу экономии мышления.
Заслуживает внимания конец цитаты, который иллюстрирует исходные посылы
нашего анализа: характеристики автора — его жизненные обстоятельства — влияют
на жанровое отнесение текста: покаяние перед населением или манифест. И опираясь
именно на характеристики автора, читатель делает выбор в пользу третьего жанра —
покаяния перед властью.
Рассуждения рецензента сводятся к следующей фигуре: можно было бы
подумать (потому что по тексту очень похоже), что автор услышал людей, по праву
считающихся совестью нации и раскаивается, но…; можно было бы понять текст, как
программу действий (потому что не отличить от настоящей), но…
Также можно было бы в публикации видеть памфлет, направленный на
«скорейшее уничтожение общественного зла и утверждение положительного идеала»,
но:
Вопрос: В чем, по Вашему мнению, состоит главная идея текста?
Ответ: Одним из основных выглядит утверждение, что главной ошибкой
либералов является сосредоточение на форме реформ, а не на их содержании и
последствиях для населения России» (32л).
Определение «покаяние перед властью» возникает от несвоевременности
обращения к коллегам-либералам с манифестом; несвоевременности, поскольку
«коллеги» к публичному покаянию воли и не думали выказывать, отрицают, что
либерализм в России переживает кризис (см.прим.12). И к чему тогда им программа
действий? Отсюда вывод: манифест-покаяние родился от «испуга за свою
собственную судьбу» (32л). Указан и способ покаяния (другая главная идея):
«призыв работать вместе с президентом Путиным, который якобы более
демократичен и либерален, чем 70 % населения страны» (32л).
Помимо заимствований у «совести народа» (представителей интеллигенции)
рецензент находит сюжеты, которые «как две капли воды повторяют выступление
Владимира Путина перед своими доверенными лицами» в МГУ в ходе президентской
избирательной кампании в марте 2004 года. Именно заимствование из второго
источника (смешивать первый и второй нет оснований) интерпретируется как
свидетельство испуга.
17

19. [СОВРЕМЕННЫЙ ДИСКУРС-АНАЛИЗ] выпуск 1 том 2 (2009)
Правда, манифест (как и обличение) не обязан нести содержательную новизну;
новизна манифеста состоит в том, что известное и даже сильно желаемое
общественностью содержание отражается в дискурсе власти. Однако:
«Любая компиляция прописных истин по определению разумна, если она помогает
применить их в новых исторических условиях. В данном случае об этом говорить
проблематично, поскольку возможности ее автора в настоящее время чрезвычайно
ограничены» (32л).
Вывод: даже если содержание текста само по себе воспринимается позитивно,
неадекватность авторской позиции (в данном случае, жизненной ситуации автора)
может целиком перевернуть понимание и отношение ко всему тексту.
Версия 6: аналитическая статья или покаяние? Неискренность от ошибочного,
обусловленного социальным статусом мировоззрения
В этой версии первичная настройка связана с фигурой автора, а вторичные
настройки — с жанровыми ключами:
«…на общем фоне эта публикация… единственная, где делается попытка
проанализировать нашу жизнь… без прикрас. А если рассматривать эту статью, как
покаяние олигарха, то звучит неубедительно» (22а).
Очевидно, что рецензент пробовал настройки на два жанровых ключа:
аналитической статьи и покаяния. В рецензии мы не обнаружили явных подозрений
не только в «ненастоящем» авторстве, но и в стремлении манипулировать
общественным мнением. И это несмотря на то, что эксперт отнюдь не зачарован
качеством приведенной в статье аналитики, поскольку регулярно вступает в спор с
автором по поводу его анализа в основной части рецензии. Можно предположить,
что жанровый ключ манипулирования (например, PR-акции, саморекламы) не
сработал именно потому, что эксперт принял заявленное авторство как факт.
Рецензенту представляются совершенно ясными политическое кредо автора —
который «искренне верит в наличие либерального течения в России», — его
переживания — кризис либерального течения стал личной «трагедией» автора — и цели
опубликованной статьи — «объяснить причины кризиса и обозначить пути выхода».
Хотя тема «путей выхода» содержательно ближе к манифесту, рецензент наделяет
публикацию познавательной функцией аналитической статьи: «объяснить» и на основе
анализа «обозначить пути».
Тем не менее, в характеристике рецензента снова встречается тема
неискренности:
«Общее впечатление [от текста] неплохое, хотя не покидает некоторое
ощущение неискренности автора» (22а).
При этом неискренность никак не связана с темой ложного покаяния и
комбинируется с верой в искренности либерального мировоззрения автора. Значит
ли это, что мы имеем дело с неискренней аналитикой?!
Обозначим различие: под неискренностью будем понимать несоответствие
высказывания мыслям говорящего; под ложью — несоответствие фактам, некоему
объективному положению дел. Обратившись к тексту рецензии, чтобы ответить на
вопрос, почему эксперт посчитал аналитическую статью неискренней, мы нашли
указания на ряд несоответствий в тексте публикации:
18

20. [СОВРЕМЕННЫЙ ДИСКУРС-АНАЛИЗ] выпуск 1 том 2 (2009)
«безусловно разумные», но «не обычные» для «человека бизнеса» мысли —
несоответствие высказывания и (ожидаемой рецензентом) позиции автора;
«неестественно звучащая фраза» о том, что «либерализм в России не может
умереть», потому что «либерализм, как известно из истории, у нас никогда не
приживался» — несоответствие мысли автора реальной действительности;
«некоторая напыщенность текста. Никогда в России не будут гордиться людьми
типа Ходорковского. Слишком поздно он стал заниматься благотворительностью и
инвестициями, слишком мало сделал для России», т.е. стилистическое несоответствие
норме распознанного рецензентом жанра, которое происходит от неадекватных
реальной ситуации претензий автора на всенародное уважение;
употребление эвфемизма «социально активные люди либеральных взглядов»,
названного рецензентом «лживым понятием», которому эксперт предлагает
стилистически нейтральное обозначение: «ловкие, вовремя вписавшиеся в систему
обмана дельцы» (22а).
Если учесть, что, как считает рецензент, М. Ходорковский «искренне верит в
наличие либерального течения в России» и переживает его кризис как личную
трагедию, то можно выдвинуть предположение: «неискренность», а местами и
«лживость» статьи объясняется ошибочными, с точки зрения антилиберала-
рецензента, т.е. либеральными взглядами автора, ошибочными для страны, которая
либерализма не приемлет. А поскольку автор искренне придерживается «объективно»
ошибочных взглядов, то ему приходится передергивать факты, озвучивать
несвойственные для его занятия бизнесом взгляды и «говорить красиво». Итог:
неискренность аналитика берет начало в его ошибочной идеологической позиции.
Отметим еще одну особенность восприятия текста экспертом:
«Текст довольно интересный, хотя какой-то новой, неизвестной информации
не содержит» (22а).
Чем же интересен аналитический текст, если в нем не содержится новой
информации? «Подкупает попытка автора говорить правду о себе» — тем и
интересен.
Вывод. Попытка написать аналитическую статью (один жанровый ключ)
получила высокую оценку. Однако выражение авторской позиции в исповедальном
жанровом ключе не соответствовало ожиданиям читателя: автор исповеди получил
квалификацию «неискреннего». В итоге аналитическая часть также не выдержала
проверку на «искренность».
Версия 7: реабилитация перед властью, аналитическое эссе, исповедь или
памфлет?
Эту рецензию отличает многоплановость прочтения публикации, суть которой
— в ее общественной значимости и особенностях человеческой ситуации (которые в
нашей терминологии относятся к характеристикам автора) ее написания. Рецензент
пишет:
«Когда-то давным-давно замечательный советский литературовед и историк
Юрий Лотман говорил об уникальности первого прочтения пушкинского «Евгения
Онегина». Увы, в моѐм случае не получилось и «девственного» прочтения «Кризиса
либерализма…» Михаила Ходорковского, поскольку тут же после его выхода
19