701.историческое краеведение накопление и развитие краеведческих знаний в рос...
626.этика, поэтика, метафизика сознания опыт философского смыслополагания [коллект моногр]
1. БИБЛИОТЕКА ГУМАНИТАРНОГО ФАКУЛЬТЕТА СИБГТУ
Выпуск 1
ЭТИКА, ПОЭТИКА,
МЕТАФИЗИКА СОЗНАНИЯ:
ОПЫТ ФИЛОСОФСКОГО
СМЫСЛОПОЛАГАНИЯ
Красноярск 2011
Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»
3. ПРЕДИСЛОВИЕ
В ситуации реформы системы образования отечественная акаде-
мическая философия находится в точке бифуркации – изменения, судь-
боносного выбора путей дальнейшего развития. Но как бы ни сложились
судьбы отечественной вузовской философии, необходимо помнить о
том, что Философия – это, прежде всего, люди, преподаватели высшей
школы.
Не секрет, что наряду с основными функциями и задачами органи-
зации учебного процесса преподавателям в современных вузах прихо-
дится вести дополнительную учебно-методическую работу, связанную
именно с реформой образования, введением новых образовательных
стандартов, разделением ступеней бакалавриата и магистратуры (раз-
работка рабочих программ, учебно-методических комплексов дисциплин
и т.п.). Но никогда, несмотря на интенсивную академическую и учебно-
методическую нагрузку, те, чья жизнь связана с работой в системе выс-
шего образования, не прекращали свой творческий поиск, теоретические
исследования. Исследовательская работа преподавателей высшей
школы – это внутренняя потребность, средство самоактуализации, лич-
ностного роста.
Подтверждением этого и служит предлагаемый читателям первый
выпуск коллективной монографии, обобщающей и репрезентующей
опыт научного творчества преподавателей кафедры философии Сибир-
ского государственного технологического университета.
Данное издание включает объединенные общим проблемным
ядром материалы монографий и статьи, изданные за последние годы в
различных философских журналах, альманахах, сборниках материалов
научных конференций. Индивидуальные направления исследований ав-
торов коллективной монографии структурно организованы в тематиче-
ские блоки «Этика», «Поэтика», «Метафизика сознания», пронизанные
смысловым единством.
Создатели коллективной монографии – кафедра как субъект твор-
чества – заявляют о себе как об активном субъекте философского
смыслополагания и предлагают читателю познакомиться с актуальными
направлениями исследований авторов, чья жизнь и судьба неразрывно
связаны с философией.
Е.Н. Викторук,
ответственный редактор выпуска
Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»
4. 4
РАЗДЕЛ 1
ЭТИКА: ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНО-ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКИЙ
И ПРАКСЕОЛОГИЧЕСКИЙ ДИСКУРС
1.1. Е.Н. Викторук
НЕКЛАССИЧЕСКАЯ ЭТИКА В.П.АСТАФЬЕВА
Не только коллеги по цеху – литераторы–
оглядывались на слово и дело Астафьева.
Не только для них служил он живой совестью.
И не только они побаивались согрешить
лишний раз перед его единственным
оставшимся с войны, но всевидящим оком.
Властители, политики, бизнесмены шли к
нему на поклон, особенно последние полтора
десятилетия. Но - много было званых,
да мало избранных.
Борис Панкин
Монография «Неклассическая этика В.П.Астафьева»1
, отрывки из
которой вошли в содержание этой публикации, – представляет собой
попытку осмысления реальных процессов, происходящих сегодня в тео-
рии и практике морали. Процессы эти сложны, разнообразны и еще сла-
бо просматриваются в силу их близости к исследователю. Мораль как
система норм и принципов, определяющих поведение человека и смысл
его жизни, является основой общества, фундаментом социума, посколь-
ку именно мораль делает человека человеком. Но фундаменты не веч-
ны, они подвержены изменениям, и жизнь показывает, что иногда фун-
даменты менее долговечны, чем опирающиеся на них строения. Смена
фундамента – дело очень сложное, когда речь идет о строительстве.
Если же речь о смене «социальных» фундаментов, то сложность пере-
стройки не просто усложняется во сто крат, но она приобретает судьбо-
носное значение.
Этику как систему моральных практик, как живые связи между ин-
дивидами и социальными группами можно смело назвать фундаментом
общества. Этические системы, вошедшие в историю человеческой куль-
туры и официально поддерживающие тот или иной социум, определены
нами как классические. Одновременно с ними сосуществуют «некласси-
ческие» системы морали, способные взять на себя функции официаль-
ной, «профессиональной» этики при разрушении последней, в случае ее
неспособности удерживать и стабилизировать социальное бытие. Не-
классические системы морали держат на себе общество до тех пор, по-
ка не будет сформирована новая этика в качестве
Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»
5. I. Этика: экзистенциально-феноменологический и праксеологический дискурс
5
официальных опор нового социального организма. В такие «перестро-
ечные» времена, в эпохи перемен, новая этическая система, как един-
ство морального сознания и моральных практик, спонтанно формирует-
ся в иных, «не-этических» сферах теории и практики, таких как психоло-
гия и экономика, этнология, математика и физика. Математики и психо-
логи, экономисты и медики, опираясь на знания и опыт в своей профес-
сиональной области и на жизненный опыт, обосновывают необходи-
мость добра и альтруизма как космические и вселенские законы, как
опоры социального и человеческого бытия. Искусство, в том числе мас-
совое, так или иначе, вынужденно начинает «морализировать». Главное
место здесь занимает литература, особенно в России, где традиционно
литература несла морализаторскую функцию, в ней искали утешения,
компенсации, черпали идеалы и силы для их воплощения.
Российский социум, лишенный фундамента официальной комму-
нистической морали, «шатает» то в сторону идей русской религиозной
философии XIX-XX вв., то в сторону западной этики бизнеса, негармо-
ничной православному менталитету, то в сторону восточной мистики с
ее кармой, сансарой и чакрами. «Устойчивость» здания российского об-
щества обеспечивают прочные, в силу своей неофициальности, онтоло-
гические глубины народной морали. Такая глубинная, онтологическая
этика «просвечивает» в творчестве писателей, художников и других
представителей публичных творческих профессий, которые могут быть
причислены к неофициальным нравственным авторитетам.
Одно из этих имен – Виктор Петрович Астафьев. То, что творчест-
во Астафьева «насквозь» этично, сомнений не вызывает. Это признает-
ся критиками, литераторами, филологами. Императивы православной и
общечеловеческой морали, экологической этики достаточно прозрачны
в повестях и повествованиях «Царь-рыба», «Последний поклон», «Пас-
тух и пастушка. Современная пастораль», «Печальный детектив», «За-
теси», «Прокляты и убиты». Исследовать творчество В.П.Астафьева как
неклассическую этику возможно, опираясь на теоретико-
методологические посылки, которые изложены в работах «Этика пере-
мен: очерки неклассических теорий морали»2
и «Неклассические модели
этической аргументации»3
. В этих работах выявлены общие для неклас-
сических этик закономерности, которые мы и рассмотрим в спонтанной
этике В.П.Астафьева.
Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»
6. I. Этика: экзистенциально-феноменологический и праксеологический дискурс
6
«Неклассическая этика» и этический потенциал
литературного творчества
Пока Астафьев был на земле и в русской ли-
тературе, меня не покидало ощущение ду-
ховного порядка.
Съездить к Астафьеву в Красноярск – как
причаститься, прочитать его новую повесть
или роман – как глаза промыть, заново почув-
ствовать жизнь, ее реальные ценности и за-
боты.
Олег Табаков
Нравственный потенциал, содержащийся в произведениях
В.П.Астафьева, – не в отдельном абзаце, предложении, а «разлитый»
по всему полю романов, повестей, рассказов, – наглядно демонстрирует
выполнение функций морали за пределами классической академической
этики. Глубокое уважение и признание нравственного авторитета произ-
ведений В.П.Астафьева во многом обусловлены способом морального
воздействия. Этот способ – неявное морализаторство, обращение к со-
вести, понятиям о порядочности, долге, чести происходят на уровне не
рационально-логического, а эмоционально-чувственного. Такое неявное,
но очень действенное морализирование за пределами академической
морально-философской традиции мы относим к неклассической этике.
Истинное творчество, оставаясь загадкой для исследователя, влечет
постичь тайну воздействия художника на человеческую душу и ее пре-
образование. Каким образом художник «проникает» не просто в разум,
но в самую душу, в сердце человеческое? Как художественное произве-
дение делает душу человека сильнее, чище, благороднее? Ответы на
эти вопросы мы пытаемся найти, исследуя феномен этической аргумен-
тации в неклассических этиках.
Неклассическая этика лишь недавно стала предметом специально-
го анализа, хотя актуальность и острота этой темы очевидна в самых
различных аспектах: научном, социокультурном, педагогическом. Мо-
ральное теоретизирование, спонтанное проявление этики в не-этических
сферах человеческой практики было и будет всегда: неявное или явное
морализаторство несут в себе литература и искусство, народная муд-
рость, прикладные этики, собственно этический статус которых до сих
пор не признан однозначно, и т.д. Как самостоятельные области позна-
ния и практики сегодня оформляются трудовая этика, экономическая
этика, биоэтика, научная этика.
Неклассические этики бывают ориентированы на различные «вол-
ны» восприятия. Этика эмпиристского типа стремится обосновать этику
и мораль, основываясь на строгой логике, апелляции к новейшим науч-
ным открытиям, эмпирике. Этические системы эстетически-
Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»
7. I. Этика: экзистенциально-феноменологический и праксеологический дискурс
7
эмотивистского толка, напротив, обращены к чувствам, эмоциям, интуи-
ции. Такую спонтанную этику мы находим в эпосе, народных сказках, в
детективах, фантастике, высокой поэзии. Выразительные примеры
спонтанной этики эстетически-эмотивистского типа – эпос Гомера и Ге-
сиода, творчество Л.Н.Толстого и Ф.М.Достоевского. В нашем исследо-
вании мы пытаемся не только констатировать факт этической состав-
ляющей в творчестве тех или иных писателей, но раскрыть механизм их
моральной проповеди с целью обогащения классической этики.
Талант писателя как морального проповедника состоит в том, что-
бы «нужные» слова вложить в уста «нужного» героя в «нужных» услови-
ях и в «нужной» языковой форме. Например, зять участкового милицио-
нера Сошнина, кажется, не главный герой «Печального детектива», про-
износит не пламенную тираду, а всего несколько слов: «На фронте, Ле-
вонид, слова ничё не стоят, потому как на краю ты жизни»4
, но в сло-
вах этих – суть неклассический этики: порядочность, человечность, доб-
ро – не в словах, они в душе и поступках человеческих. Этот немного-
словный человек своей жизнью, абсолютно невыдающейся, демонстри-
рует то, что мы можем видеть во всех произведениях В.П.Астафьева:
человек всегда «на фронте», на войне человеческого и нечеловеческо-
го, которая беспрерывно идет в каждом из нас. В делах, а не на словах
мы каждый час ведем войну со «скотским», неразумным, инстинктивным
в плохом смысле этого слова, бездуховным… войну внутри себя. Геро-
изм и высокая нравственность на деле, а не на словах состоят в том, что
дома порядок и чистота, скотина накормлена, а навоз вычищен, дети
сыты и обихожены. И если собственная жена выбрала иной путь – путь
крикливого ведения ко всеобщему счастью коммунизма, то кто же, как не
более умный и ответственный, ее муж, возьмет на себя бремя сохране-
ния пусть не гармонии, но хотя бы МИРА в доме.
Гармония образа, слова и поступка в прекрасном художественном
тексте выполняют функции воспитания, компенсации, очищения и про-
щения, когда читатель один на один с писателем, один на один с собой.
«Гори, гори ясно, чтобы не погасло! – заливались во тьме голоса, и
чем далее уходил день, чем глубже становился вечер, чем плотнее
подступала темная ночь, тем они громче звенели, захлебываясь теп-
лым духом лета, плывущей из леса смесью запахов: хвои, цветов,
трав, папоротников и какого-то пьянящего дурмана, ощутимо рею-
щего над селом…Теперь-то я знаю: самые счастливые игры – недои-
гранные, самая чистая любовь – недолюбленная, самые лучшие песни
– недопетые. И все-таки, грустно, очень грустно и жаль чего-то»5
.
Классическая этика – это этические системы, во-первых, ставшие
достоянием философской академической и этико-педагогической тради-
ции, это «образцы» этической теории и практики, а во-вторых, это уче-
ния (концепции), круг проблем которых действительно представляет со-
бой моральную философию – этику. Но история философии и этических
учений не закончена, и скорее всего авторы современных постклассиче-
Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»
8. I. Этика: экзистенциально-феноменологический и праксеологический дискурс
8
ских и постнеклассических этических систем со временем станут класси-
кой.
Неклассическая этика – это спонтанно формирующиеся системы
морали, включающие в себя ценностно-определяемые практики лично-
сти и общества, морально насыщенные выводы и рассуждения, выпол-
няемые вне этики как профессионально-академической сферы; это мо-
ральное теоретизирование, использующее экзистенциалы и экзистенци-
альные понятия в качестве языковых единиц и опирающееся на неклас-
сический идеал рациональности; это теории, обладающие огромным
убеждающим влиянием в отношении морально-этических ценностей и
способов их достижения. Творчество В.П.Астафьева вполне соответст-
вует данному определению. Но для обоснования данной гипотезы еще
предстоит определить: к какой историко-генетической фазе относится
данная спонтанная этика и выявить ее тип; выявить, как она функциони-
рует в качестве «этики-для-общества»; рассмотреть ее язык (моральные
суждения и этические экзистенциалы).
Динамика моральных стандартов
в спонтанной этике В.П.Астафьева
Надвинулась на человечество вообще… тра-
гедия на нас, вчерашних деревенских, пере-
селившихся в город. Мы не обрели облика и
морали городской но потеряли деревенскую.
Какую-то часть зла, способность к деревен-
ской сварливости мы сохранили, но лучшее,
что было в деревне – веру в Бога, почтение к
родителям, почтение к покойным предкам –
мы утратили в этом пути.
И многое, многое другое утратили….
В.П.Астафьев. О чем ты плачешь, ель?
Тема, о которой В.П.Астафьев говорит очень много: это трансфор-
мация моральных ценностей. Что происходит с обществом, с человеком,
с его душой? «Что это за человек появился, который может развести
огонь на кладбище из крестов и оградок, срубить лес и бросить его,
уронить и не поднять двадцать копеек? Где он взрос? Чей он хлеб
ел?»6
Вопрос не новый, поскольку общество переживает смену мораль-
ной парадигмы в связи с глобализаций, а российское общество – еще и
изменения в духовной сфере, обусловленные экономическими и соци-
ально-политическими реформами. Боль за крушение истинных ценно-
стей, таких как вера, семья, любовь, достоинство, трудолюбие др., – с
одной стороны, уникальная, как боль за русский народ, за его будущее.
Но, с другой стороны, это ситуация типичная как для истории морали,
так и для истории этических учений.
Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»
9. I. Этика: экзистенциально-феноменологический и праксеологический дискурс
9
В истории морали специалисты выделяют основные эпохи:
-«естественная» мораль традиционного общества;
-«рациональная» мораль общества Модерна (индустриального
общества);
-«пострациональная» мораль общества Постмодерна (постиндуст-
риального, информационного, общества «третьей волны»).
Моральные стандарты, присущие данным эпохам, изменялись, и
смена их виделась как трагедия. Мораль традиционного общества
сформировалась в условиях общей застойности, малоподвижности все-
го социума, которому были присущи рутинные методы производства, на-
туральное хозяйство, едва заметные социальные перемещения, опо-
средованность отношений производства органическим и ограниченным
коллективом (будь то сельская община, городская коммуна, каста, цех,
гильдия, приход). Моральный климат таких обществ характеризуется
следующими чертами: сплоченность, неформальные связи, инерция
укоренившихся видов деятельности, господство наследуемого опыта.
Индивиды, живущие в таких микрокосмах, принимают условия сво-
его существования не как отчужденные, а как само собой разумеющие-
ся, поэтому они почти не стремятся их преобразовать, как-то улучшить
или обновить. В традиционных социумах довлеет ориентация на приро-
жденный, а не на обретаемый в результате личных достижений статус.
В «верхах» таких социумов практиковались кастовые кодексы велико-
душия и щедрости, в корне отличные от кодексов деловой этики, ориен-
тированных на расчетливость и хозяйственную эффективность. Для
традиционной морали свойственны поведенческие нормы и правила со-
словного и общинного солидаризма, обеспечивающие бесперебой-
ное функционирование социальных институтов.
Читая «Последний поклон» В.П.Астафьева, можно видеть, как про-
исходит смена моральных ценностей и императивов за несколько деся-
тилетий на примере одной деревни. Бабушка Катерина, дед Илья – но-
сители и охранители «естественной» морали. Описание быта традици-
онной деревни позволяет нам увидеть как сильные, так и слабые сторо-
ны этой морали. Сильные - взаимное уважение, вера, трудолюбие, забо-
та о ближних. Слабые – отрицание перемен, новаций, ограниченность
кругозора, неумение и нежелание изменять свой уклад жизни, формы
деятельности и т.п.
Рассказ «Гори, гори ясно», повествующий об особенностях русской
народной игры, игры сибиряков, деревенской молодежи, позволяет уви-
деть трансформацию моральных доминант. «Их было много, тех дале-
ких деревенских игр, и все они, будь то игра в бабки, в чижа, в Солону,
в лапту, в городки, в свайку, в прятки – требовали силы, ловкости,
терпения»7
.
Астафьев начинает с описания игры в бабки. Бабки готовились из
вываренных говяжьих костей и составляли богатство игрока. В рассказе
подробнейшим образом описывается форма, цвет, виды бабок, техноло-
Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»
10. I. Этика: экзистенциально-феноменологический и праксеологический дискурс
10
гия их приготовления. Самой игре посвящены строки, где величайший
эмоциональный накал астафьевского слова делает нас зрителями и
почти участниками этих игр, вспоминая о которых «вздрагивает и силь-
нее бьется мое сердце, обмирает нутро от знобящее-восторженного
предчувствия победы, которая непременно следовала, если не следо-
вала, то ожидалась в конце всякой игры»8
.
Безнравственное поведение в игре - жульничество, «колдовство»,
кража, разбой – осуждались всеми, «деревенская жизнь вся на виду, ни-
куда не скроешься». «Отторгнутые от честной игры, налетчики ор-
ганизовывали свой кон, но там уж добра не жди – рвачи играли рваче-
ски, брали не мастерством, нахрапом больше. Кто-нибудь из совест-
ливых малых, захваченный волной разбоя, минутой слепой стихии,
долго такой жизни и бесчестья не выдерживал, приносил бабки к
«чистому» кону, покаянно их вытряхивал»9
. За нечистую игру следо-
вало отлучение от честной, открытой игры. Общественное мнение в
данном случае работало как безотказный моральный регулятор.
Игра в бабки была серьезной традицией, в ней закреплялись опре-
деленные стереотипы и этические императивы. Юные игроки принима-
лись в игру по всем правилам «отбора», перенимая у старших правила
поведения. Ставшие взрослыми парни, прощаясь с детством, устраива-
ли последнюю «показательную» игру. «Был праздник Благовещения…
Деревня гуляла …какая шла игра! Без жульничества, без споров, ора,
гама, потасовок. Бабки принесены не под рубахами, не в дырявых кар-
манах, а в мешочках, корзинках, старых пестерях и туесах… Били
парни, как и мы, соответственно характеру и умению… Играют пар-
ни с подковыром, с присказками…».
Рассказ пронизан всеми переживаниями, свойственными настоя-
щей игре: надежды, страха, отчаяния, азарта, радости победы. «Нагру-
женный бабками, со слезливым желанием всех обнимать, ввалился я в
нашу избу и рассказывал, рассказывал бабушке о том, что творилось
на гумне, какой я теперь богатый. Бабушка слушала, думая о чем-то
своем, кивала и тихонько уронила наконец: Почитай людей-то, почи-
тай! От них добро! Злодеев на свете щепотка, да и злодеи невинными
ребятишками родились, да середь свиней им расти выпало, вот они
свиньями и оборотились»10
.
Однако время веяло вперекос этим словам, пишет В.Астафьев, «в
тридцать третьем году наши солдатики-бабки стыдливо, потихоньку бы-
ли испарены в чугунках, истолчены и съедены», голод 1933 года в Сиби-
ри не был таким ужасным, как в центральной России, но он внес свои
коррективы во взрослую жизнь, в детские игры, в этику межличностных
отношений. «После тридцать третьего скота в селе велось мало,
бабка стала исчезать. Все чаще и чаще вместо бабок под панок или
рюшку ставилась денежка, две, пятачок, игра сделалась корыстной,
стало быть, и злой».
Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»
11. I. Этика: экзистенциально-феноменологический и праксеологический дискурс
11
Появились игры «на деньги» – в чику. «Скоро чика нас увела от
бабок, и остались они забавой безденежной косорылой братве, еще не
достигшей сноровистого возраста и неспособной зашибать копейку».
А деньги добыть было непросто. Кто-то стремился подзаработать мел-
кой подработкой, «иные парнишки начали шариться по карманам ро-
дителей, мухлевать со сдачей в лавке, тащить на продажу, что худо
лежит, приворовывать друг у дружки. Ребята сделались отчужден-
ней, разбились на шайки-лейки, занялись изготовлением ножей, поджи-
гов-пистолей, и стыдились не только ввязываться в игру с бабочни-
ками, даже и вспоминать стыдились о том, что когда-то могли за-
бавляться такой пустяковой и постыдной игрой»11
.
Пришли иные игры и забавы, которые калечили детей, «оставляли
их без пальцев либо без глаза», с опаленными бровями и запорошен-
ными порохом лицами. Об этих играх, говорит писатель, мне рассказы-
вать не хочется.
Что стало с ценностями «естественной морали»? Это вопрос, ко-
торый постоянно явно и неявно звучит в творчестве Астафьева. Почему
«уют» и понятность бытия в доме бабушки Катерины и деда Ильи (взять
на воспитание осиротевшего ребенка, подарить ему всю возможную лю-
бовь и заботу) не может найти продолжения в семье отца. Почему так
«легкомысленно» относятся к ребенку, оставшемуся «без приюта» дру-
гие бабушка и дед в Игарке? «Они, дед и бабушка, догадывались о моей
беде, но прятались прежде всего от дядьев – те не понимали, что со
мной, где я живу, шуточки пошучивали, о гульбе думали… Все заняты
собою. У всех свои заботы. И у меня тоже. Главная из них: чего зав-
тра пожрать?»16
.
А здесь, в Заполярье, традиционная мораль практически исчерпа-
ла себя, здесь господствует «рациональная» мораль общества индуст-
риального, общества Модерна. Моральные стандарты «естественной»
морали претерпевают коренные изменения: место сплоченности и кол-
лективизма занимает индивидуализм; неформальные связи утрачива-
ют свое значение, перерастая в «отчуждение» и формализм; на смену
закреплению укоренившихся видов деятельности приходит стремление
к новому опыту, экспериментаторству, новаторству; традиционализму
моральных норм и принципов противопоставляется релятивизм мораль-
ных стандартов, моральная «гибкость».
Новаторство, «моральная гибкость», экспериментаторство пре-
красно показаны в поведении подростков, оставшихся «без приюта».
Воровская профессия в этом смысле, – одна из творческих. Обоснова-
ние воровства просто философски звучит в устах Кандыбы: «Работа
наша давняя и трудная очень…Я так кумекаю: человек токо-токо
научился мозгой шевелить, тут же сообразил – чем спину гнуть из-за
еды, легче ее украсть, отобрать у младшего, лучше – у соседа. Но по
брюху, по брюху надо брать. Обратно разница: кто почему ворует?
Один от голодухи, другой из интересу, от жадности – того смертно
Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»
12. I. Этика: экзистенциально-феноменологический и праксеологический дискурс
12
бить. Но лупят всеш-ки нашего брата, голодранца… безопасней».
Эксперимент с освоением новой профессии не очень удался. «Посулил-
ся Кандыба за короткий срок сотворить из меня карманника, чтоб,
если один завалится, не доходить с голоду. Дело с обучением сразу
потерпело крах – после первой же попытки «пощупать кошелек» я
попался. Меня били на крыльце магазина. И ладно, большинство игар-
ских граждан обуты оказались в оленьи бакари и валенки, а то бы мне
все ребра переломали». Но «экспериментаторство» продолжается, если
«интеллигентный воровской труд» не по плечу, – занимайся кражей ка-
зенного имущества. «Из лесокомбинатовского клуба увел я красную
скатерть, графин и еще балалайку…Кандыба вынюхал где-то склад с
мясом, нас не очень-то занимало, для кого «для кого добро плохо по-
ложено», нам требовалась пища – и весь разговор»13
.
В мире, где маленький человек чувствует себя «всеми предан-
ным», переворачиваются буквально все прежние ценности. Еще один
пример этических трансформаций – отношение к учителю. В книге пер-
вой «Последнего поклона» семья деревенского учителя не раз стано-
вится предметом внимания. Учитель для традиционной этики – в лично-
стном и профессиональном плане - персона уважаемая: стоит только
вспомнить строки из «Фотографии, на которой меня нет», о том, как ба-
бушка Катерина встречала школьного учителя как самого дорогого гостя.
«Уважение к нашему учителю и учительнице всеобщее, молчаливое.
Учителей уважают за вежливость, за то, что они здороваются со
всеми к ряду, не разбирая ни бедных, ни богатых, ни ссыльных, ни са-
моходов. Еще уважают за то, что в любое время дня и ночи к учителю
можно прийти и попросить написать нужную бумагу. Пожаловаться
на кого угодно: на сельсовет, на разбойника-мужа, на свекров-
ку…Тишком, бочком просочатся деревенские бабы в избу учителя и
забудут там кринку молока либо сметанки, творогу, брусники туе-
сок… Учителя были заводилами деревенского клуба. Играм и танцам
учили… на свадьбах бывали почетными гостями, но блюли себя и при-
учали несговорчивый в гулянке народ выпивкой их не неволить»14
.
Это отношение к учительскому труду, как самому возвышенному и
почитаемому, в «иной», игарской жизни переворачивается, в подробном
описании избиения учительницы прямо в классе. Астафьев–художник
рисует ситуацию от лица завшивленного, голодного подростка, лишен-
ного заботы, понимания и элементарных бытовых условий. Бессовест-
ность, безнравственность этой ситуации состоит в том, что маленького
человека, чьи представления о собственном достоинстве и без того
весьма призрачны, подвергают унижениям в школе – заведении, ориен-
тированном на воспитание гуманных ценностей. «Я стоял у доски по
команде «смирно!». Ронжа поцокивая каблуками,.. обзывала лоботря-
сом, идиотом и тому подобными словами, стоящими на подходе к ма-
тюкам… То, что я не огрызался, прикемаривал на глазах у всего клас-
са, распаляло учительницу, уязвляло пуще всякой наглости». В слепом
Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»
13. I. Этика: экзистенциально-феноменологический и праксеологический дискурс
13
обозлении учительница переходит границу, бьет ученика по лицу, и по-
лучает неожиданный отпор существа, в котором вдруг просыпается дос-
тоинство человека. Узнай, стерва! Проникнись! Тогда иди учить. Тогда
срами, если можешь. За голод, за одиночество, за страх… – за все по-
лосовал я не Ронжу, нет, а всех бездушных, несправедливых людей на
свете.(Рассказ «Без приюта»). В своих рассказах и повестях
В.П.Астафьев достаточно часто говорит о том, как стыдно ему было или
стыдно теперь за тот или иной поступок, но в деталях описывая, как
ученик избивает учительницу, он говорит: «... за этот – не стыдно!»15
.
В условиях становления индустриально-урбанистической цивили-
зации люди попадают в макромир «большого» социума, где теперь уже
«рациональная» мораль формирует свои системы ценностей: ориента-
цию на успех, ценности материального достатка, ценности гражданских
прав и свобод и т.п. Мы привели лишь несколько примеров из произве-
дений В.П.Астафьева, когда ценности в развитии морали одной эпохи
превращаются в свою противоположность, отрицаются другой эпохой:
отношение «учитель-ученики»; отношение к игре и в игре; отношение к
собственности. На наших глазах стандарты «естественной» морали
традиционного общества и «рациональной» морали общества Модерна
претерпевают изменения в связи с переходом общества в фазу глоба-
лизации, с развитием постиндустриального общества. Мораль глобали-
зирующегося общества называют «пострациональной» моралью, мора-
лью общества Постмодерна.
Пострациональную мораль связывают с «хаотизацией» ценностей
в современном мире; с расшатанностью их прежней иерархии, с много-
значностью связей между целями, средствами и результатами поступ-
ков, с девальвацией роли института моральных авторитетов, с измене-
нием содержания моральных терминов, с трансформацией смыслов са-
мого языка добродетелей и пороков, «его банализацией и примитивиза-
цией» (В.Бакштановский, Ю.Согомонов). Мораль современного мира –
шумная ярмарка, где выставлены на продажу ценности разных эпох, ци-
вилизаций и культур, где во множестве рождаются причудливые гибрид-
ные моральные языки и практики16
.
В своих произведениях, и особенно в «Царь-рыбе», Астафьев от-
ражает, искренне недопонимая, что же происходит с человеком в хаосе
смены моральных стандартов. Критики не зря говорят о том, что в этом
повествовании нет положительного героя. «На ярмарку» поведенческих
моделей выставлены и герои боганидской артели, и геологи, и коренные
жители Севера, и те, кто приехал сюда по своей и не по своей воле. Ха-
рактеры героев Астафьева такие разные: рациональные и жестокие, го-
товые любить всех и крайне непрактичные, целеустремленные и лени-
вые. Они по-разному одеты (в непонятную «городскую» одежду и в прак-
тичное и грубое одеяние таежника), они по-разному говорят, они верят в
разные идеалы. Этика как система моральных практик проявляет себя
во всем: в способах обработки и употребления пищи, способах отноше-
Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»
14. I. Этика: экзистенциально-феноменологический и праксеологический дискурс
14
ния мужчины и женщины, в умении обустроить свое жилище, воспиты-
вать своих детей и т.п.
Астафьев честен в том, что не делает скоропалительных выводов:
переход к ценностям и моральным стандартам пострациональной мора-
ли только начинается, и что там будет, сказать трудно. Расшатанность
нравов означает не только хаос в мире ценностей, а растянутый во вре-
мени многосторонний и трудный процесс обновления нормативно-
ценностной системы данной цивилизации, накопления порожденных ею
позитивных тенденций в нравственной жизни, с которыми связаны обна-
деживающие перспективы.
«Пострациональная» мораль побуждает к ревизии установившихся
взаимоотношений между ценностями делового, профессионального и
жизненного успеха, в ее лоне формируются новые доминанты – эколо-
гические, неоаскетические, неоэгалитаристские, коммуналистские, лока-
листские и др., что делает аксиологическую сферу еще более хаотич-
ной, мозаичной и пестрой. В творчестве Астафьева отражается этот
процесс проявления гипернорм, сочетания моральных стандартов раз-
личных сообществ и человечества в целом.
Одной из «вечных» моральных ценностей в творчестве Астафьева
выступает семья. «Экая великая загадка! На постижение ее убуханы
тысячелетия, но так же, как и смерть, загадка семьи не понята, не
разрешена. Династии, общества, империи обращались в прах, если в
них начинала рушиться семья, если он и она блуждали, не находя друг
друга. Династии, общества, империи, не создавшие семьи или пору-
шившие ее устои, начинали хвалиться достигнутым прогрессом,
бряцать оружием; в династиях, империях, обществах вместе с разва-
лом семьи разваливалось согласие, зло начинало одолевать добро,
земля разверзалась под ногами, чтобы поглотить сброд, уже безо
всяких на то оснований именующий себя людьми». Да, семья может
быть разрушена «естественным ходом жизни», но Человек всегда
имеет семью»17
.
Основные черты неклассической этики
В.П.Астафьева
Такие книги, как «Царь-рыба» производят ду-
шевные потрясения, становятся фактом ду-
ховной жизни, источником удивления и радо-
сти. «Царь-рыба» – праздник жизни. Великая
сибирская река и река времени текут не по
книжным страницам – их движение проходит
через наше сердце, по нашим сосудам.
Виталий Семин
Традиционно в структуре историко-этического знания выделяются
такие хронологические отрезки, как Античность (в самом широком смыс-
ле этого слова, то есть и учения Древнего Востока), Средние века, Воз-
Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»
15. I. Этика: экзистенциально-феноменологический и праксеологический дискурс
15
рождение, Новое время, современность18
. Каждый из этих периодов, в
свою очередь, может быть разделен на составляющие (этапы), которые
условно можно обозначить так: «предэтика» – спонтанное появление
новой этической системы (систем); этап «просвещения» (или «экспан-
сии») – распространение и популяризация идей формирующейся этики
сторонниками и учениками новой этической системы; период системати-
зации – переход данной этической системы в статус классики; «схола-
стика», доводящая до предела (иногда до абсурда) те положения, кото-
рые были постулированы «пред-этикой» как прогрессивные, новые, ис-
тинные; постклассическая этика – попытки ре- и де-конструкции идей
данной этической системы.
Последний этап в социальной истории хронологически накладыва-
ется на этап пред-этики новой этической системы. Первый и второй эта-
пы в данной схеме являются «доклассическими», третий и четвертый –
представляют классическую этику, и пятый этап – постклассическая
этика.
Отличительными чертами этических систем, находящихся на пер-
вом этапе развития – на этапе пред-этики – являются следующие:
1) яркое авторство данной теории, поскольку создатель новой этики
сам проповедует ее, обосновывает как теоретически, так и практи-
чески – своим собственным образом жизни, своей судьбой;
2) мифотворчество как структурирование бытия в единстве новой
системы категорий: предэтики задают новую моральную парадигму
внутри целостно описываемого мироустройства; в связи с этим
язык предэтик, формируемый в рамках нового «мифа», содержит в
себе прототермины19
(первотермины), слова-программы, являю-
щиеся этическими экзистенциалами и экзистенциальными поня-
тиями новой этики;
3) энергичность, «воля к мощи», увлекающие новыми этическими им-
перативами, звучащими непосредственно от лица Автора данной
этической парадигмы;
4) диалогический стиль изложения идей новой этической парадигмы
(в отличие от «монологизма» классических этик) и «партнерский»
характер процесса морального просвещения и воспитания (в отли-
чие от «патерналистской классической модели»);
5) преимущественно устный характер изложения (живая ораторская
речь), стремление избежать объективации данных идей в тексте.
На наш взгляд, спонтанная этика В.П.Астафьева является хорошей
иллюстрацией предэтики. Этико-социальные императивы предыдущей
классической этической системы (этики строителя коммунизма) уже про-
явили свою ущербность и неэффективность, а потому нещадно крити-
куются. Но новые моральные стандарты еще очень слабо прослежива-
ются или практически невидны. Поэтому в предэтиках моральные стан-
дарты, как правило, минимизированы до двух-трех наиболее общих
принципов, в которых «сконцентрирована» ВСЯ человеческая мораль.
Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»
16. I. Этика: экзистенциально-феноменологический и праксеологический дискурс
16
Описывая предэтику Ф.А.Хайека, мы говорили, что такими принципами у
выдающегося мыслителя ХХ века и лауреата Нобелевской премии на-
званы два (!): уважение к Другому (прежде всего, его права на собствен-
ность) и выполнение добровольно взятых на себя обязательств. У Ас-
тафьева – это этико-экологический императив сохранения человеческо-
го достоинства, сочетающий в себе непримиримую борьбу со злом (тем,
что несет смерть) и бесконечную любовь к живому, к жизни во всех ее
разновидностях.
Яркое авторство моральной проповеди в произведениях Ас-
тафьева не нуждается в доказательствах, это «свое» мнение и этиче-
ское суждение просто бьет через край, вызывая массу возражений от
тех, для кого эти слова слишком резки. Но объективная критика конста-
тирует: «Для выражения «себя», своей человеческой сути, своей фило-
софии у него нет пустых, дряблых, безличных слов, почти каждое –
предельное напряжение, вызов и пламя…Он пишет так потому, что
иначе писать не может». Критических замечаний о языке
В.П.Астафьева сделано немало, и они появляются до сих пор. Сергей
Залыгин: «Попробуем исключить из астафьевского текста все не-
обычные и необщепринятые обороты речи и слова, и этот текст по-
блекнет, перестанет существовать. Значит, Астафьеву это свой-
ственно, значит, это истинное восприятие им слова, от природы ему
свойственное»20
.
Второй особенностью предэтики является мифотворчество.
Миф как целостное и образное описание мира формирует нечеткие,
размытые, но качественно новые стандарты человеческого бытия как
подлинно человеческого, и моральные стандарты здесь являются базо-
выми, фундаментальными. О «царь-рыбе» как этической экзистенциале
мы еще будем говорить подробно, но уже здесь можно смело предполо-
жить причину того, что из всех других экзистенциалов астафьевской
прозы («веселый солдат», «уха на Боганиде» и др.) он – самый «силь-
ный». «Воспитательная мощь» этого экзистенциала обусловлена имен-
но его мифологичностью.
Диалогический стиль изложения идей новой этической па-
радигмы достаточно легко возникает в литературе и художественном
творчестве. Литературное произведение формирует круг читателей осо-
бым стилем, благодаря которому читатель становится участником диа-
лога. Но это характерно для всех хороших литературных произведений.
Почему же в астафьевской прозе идет такой напряженный диалог отно-
сительно этических и ценностных установок? На наш взгляд, это типич-
ный прием сократовской майевтики, в котором талантливый писатель,
оратор лишь подводит читателя к определенным выводам, но не гово-
рит их сам. Последние моральные выводы и ценностные суждения он
оставляет своему собеседнику – читателю, слушателю.
Для жителей Енисейского района Виктор Петрович Астафьев –
«родной и близкий человек, с которым тысячи енисейцев были знако-
Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»
17. I. Этика: экзистенциально-феноменологический и праксеологический дискурс
17
мы, встречались на крестинах и поминках, которого любили, помнили
и ждали, которым гордились по-деревенски, как вышедшим в большие
люди односельчанином, и которого знали с детства, с мальчишеских
ссадин на коленках и цыпок на руках. Строками, идущими от самой
души, Писатель взывал к нашим чувствам и разуму. Читая произведе-
ния Астафьева, мы соизмеряли свои поступки с тем удивительным
миром нравственности и человечности, который Виктор Петрович
носил в себе и без которого не представлял жизни»21
.
Ну а такая характеристика, как энергичность, «воля к мощи»,
увлекающие новыми этическими императивами, звучащими не-
посредственно от лица Автора данной этической парадигмы
также позволяет говорить, что творчество В.П.Астафьева – спонтанная
неклассическая этическая система, находящаяся в фазе предэтики, а
именно предэтики общества «ранней глобализации», о чем будет сказа-
но дальше.
Следует добавить, что для спонтанно формирующихся предэ-
тик свойственны:
эффективность в практике;
соответствие новым социально-историческим и социокультурным
условиям;
аргументативный потенциал, позволяющий вызывать интерес, до-
верие к основным положениям новой этики.
Моральная истина в свете
неклассического идеала рациональности
Истина есть интуиция, которая доказуема,
т.е дискурсивна. Чтобы быть дискурсивно-
стью, интуиция должна быть не слепой,…а
говорящей, разумной. Чтобы быть интуи-
тивною, дискурсия должна быть не уходящею
в беспредельность, не возможною только, а
действительною, актуальною.
П.Флоренский
В изучении феномена неклассической этики понятие истины зани-
мает особое место по следующим причинам. Во-первых, мораль – исто-
рически изменчива, следовательно, изменяются критерии морали, опре-
деляющие моральную истину. Моральное теоретизирование во все
времена вольно или невольно предполагает цель обосновать лучшую
систему нравственности, наиболее совершенные цели или идеалы, ко-
торые утверждаются как истинные, на основании чего защищаются и
оправдываются как единственно возможные. Во-вторых, для некласси-
ческих этик свойственен иной идеал рациональности, новая «онтология
ума» (М.Мамардашвили), где специфично понимание как истины и ее
Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»
18. I. Этика: экзистенциально-феноменологический и праксеологический дискурс
18
критериев, так и способов постижения этой истины. Следовательно, не-
классический идеал рациональности задает принципиально иной кон-
текст понятию моральной истины. И, в-третьих, неклассические модели
этической аргументации могут рассматриваться как эмпирический мате-
риал (как специфический объект изучения) для углубления понимания
нового типа рациональности, который собственно и делает современную
философию современной.
Современная философия говорит о двух моделях бытия, условно
обозначаемых как «эссенциализм» и «экзистенциализм». Классические
этики имеют «эссенциалистскую» природу, т.е. моральное существова-
ние здесь определяется моральной сущностью (эссенцией). Любая
классическая этика задает пространство объективной моральной исти-
ны, заранее ограниченной, а потому и ограничивающей возможности
познающего ее и действующего в соответствии с ней субъекта. Этим
этикам присущ нормативистский характер, патерналистская модель от-
ношений Учителя и Ученика, монологизм в изложении моральной исти-
ны (в моральном просвещении).
Классический идеал рациональности формируется определенной
онтологией и вытекающей из нее теорией познания, где субъект, как ис-
следователь, имеет перед собою завершенный (и в этом смысле со-
вершенный) объект исследования. При этом субъект и объект жестко
закреплены в своей форме активности (бытия) и не пересекаются друг с
другом, хотя взаимозависимы и не существуют один без другого. Клас-
сический идеал рациональности предполагает, что знание объективно в
том смысле, что не зависит от познающего субъекта. Эта «онтология
ума», сформировавшаяся уже в античности, закрепившаяся в новоев-
ропейской мысли и нашедшая свое максимальное выражение в немец-
кой классической философии, видит задачу субъекта познания (в этике
в том числе) в максимальном приближении к заранее определенной ис-
тине и далее как использование этой истины для достижения своих це-
лей.
Для этики как науки это означает, что существуют непреложные
моральные истины (ценности). Они выражаются с помощью определен-
ного языка (системы категорий: добро, зло, долг, совесть, честь, спра-
ведливость и др.) в виде моральных кодексов, звучат в моральных про-
поведях, передаются в виде заповедей. Весь этот набор истинных мо-
ральных знаний является объектом, т.е. чем-то внешним для познаю-
щего и использующего его субъекта.
Классическая этика работает эффективно в стабильные социаль-
но-экономические и политические времена, неклассическая – во време-
на социальной, культурной, политической и экономической нестабиль-
ности. В этом смысле неклассическая этика соответствует «экзистен-
циалистской» модели. В таких этиках «существование» (существование
человека, прежде всего) пред-шествует «сущности». Здесь истина во-
обще, и моральная истина в частности, не задана заранее, она может
Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»
19. I. Этика: экзистенциально-феноменологический и праксеологический дискурс
19
быть открыта субъектом, а может остаться «потаенной» в зависимости
от его качеств, экзистенциально обусловленных познавательных качеств
этого субъекта. Для неклассических этик свойственен антинормативизм,
отсутствие предписательности, иной стиль взаимодействия Учителя и
Ученика в постижении моральной истины, диалогизм.
Условность термина «экзистенциалистские» в отношении неклас-
сических теорий морали объясняется тем, что такие гносеологические
конструкции имели место задолго до появления экзистенциализма, как
философского направления ХХ века. Экзистенциалистская модель бы-
тия-сознания не исключительная находка нашего времени, и не кванто-
вая физика изменила подход к проблеме моральной истины. Этика Со-
крата – типичная неклассическая моральная философия, на примере
которой мы можем наблюдать экзистенциалистскую модель моральной
истины. Для Сократа добродетель была определенным эквивалентом
знания (греч. «эпистеме»). Однако его понимание знания является дос-
таточно сложным. Используя современную терминологию, у Сократа
можно выделить три особых вида знания, которые были для него нераз-
дельными. Знание – это знание о нас самих и ситуациях, в которых
мы находим сами себя. Характерным для Сократа было то, что он не
искал подобное знание путем обращения к опыту. Он стремился понять
это знание, главным образом, с помощью анализа понятий (концепту-
ального анализа) и прояснения тех смутных понятий, которые мы уже
имеем о человеке и обществе. К их числу относятся понятия справедли-
вости, мужества, добродетели и достойной жизни.
«Экзистенциалистскими» в обозначенном контексте являются гно-
сеологические построения в этиках Платона, Декарта, Канта, русских
философов «серебряного века». Неклассический идеал рациональности
позволяет нетрадиционные этики рассматривать как неклассические,
т.е. как теории морали, основывающиеся на неклассическом идеале ра-
циональности. Неклассический идеал рациональности в этическом зна-
нии предполагает, что прежние модели объяснения ценностно значимых
составляющих бытия не могут быть описаны, выражены, артикулирова-
ны в традиционных терминах и логических связках существующей клас-
сической этики. Формирование неклассического идеала моральной ис-
тины легко прослеживается в истории этики конца XIX – начала XX вв.
Это проявилось в XIX столетии в зарождении ненормативистских этик
марксизма и ницшеанства, а в ХХ век – формированием прикладных
этик (этика бизнеса, биоэтика, медицинская деонтология и т.п.) и по-
стмодернистской философии (М.Фуко, У.Эко, Ж.Делез, Э.Левинас, Ма-
мардашвили и др.).
Для понимания неклассического идеала рациональности важны
понятия первичных фактов, сообщенность в феномене сознания и
двоичность человеческого интеллекта. С ними связаны положения о
существовании предусловий нашего сознания, о наличии пространст-
ва преобразований и принцип неопределенности мира. Первичные
Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»
20. I. Этика: экзистенциально-феноменологический и праксеологический дискурс
20
основания сознания содержатся в опыте, и этика, как и философия во-
обще, пытается выразить этот опыт на специфическом языке. Однако
классическая этика осуществляет всегда рефлексию этого опыта на
вторичном уровне, а неклассические этики – непосредственно, в языке
«терминов жизни». Этические предусловия фиксируются в опыте, по-
этому наиболее ярко выглядят этики эмпиристские, улавливающие и
выражающие эти условия.
Определение бытия и сознания посредством описания опыта (и,
прежде всего, опыта морально-этического) выводит неклассическую фи-
лософию к признанию факта «первичных пространственно-временных
единичностей», которые у Канта названы идеальными априорными
формами пространства и времени, у Декарта – естественной геометри-
ей. В понятии «первичных пространственно-временных единичностей»
фиксируется тот факт, что субъект испытывает что-то и одновременно
свидетельствует о понимании испытываемого, и это понимание далее
неразложимо, «оно само о себе говорит. Его не нужно объяснять ничем
другим…»22
.
Неразложимые далее понятия – фундамент философской тео-
рии, в полной мере отражающийся и в этическом познании. Предусло-
вия сознания, неразложимые далее этические понятия – это экзистен-
циалы и «прототермины», «слова-программы», в которых и фиксируется
опыт мира и извлечения опыта мира. Для Платона это – числа, для Кан-
та и Декарта – пространство и время, для Ницше – жизнь и т.п. Св.Фома
и Ф.Хайек говорят о «порядке». Упорядочить в математических терми-
нах и аксиомах первичный опыт бытия пытается Спиноза в своей «Эти-
ке»23
.
Факт двоичности человеческого интеллекта24
предполагает нали-
чие каких-то физических и далее неразложимых свойств у самих пред-
метов наблюдения. Из факта двоичности вытекает принцип, называе-
мый «принципом неопределенности мира: «Если в мире совершаются
какие-то акты, события, состояния, которые мы можем описать, то они
совершаются в таком мире (раз мы сказали, что нечто самим миром до-
пущено, чтобы оно могло произойти в нем), где существует некое пред-
понимание, или первопонимание. И оно же является существенным
элементом самих физических событий, которые мы можем описать»25
.
Для иллюстрации возьмем пример, который М.К.Мамардашвили
приводит с термином «честь»: «явление, которое мы описываем терми-
ном «честь» именно предполагает такую предупорядоченность или
предпонимание мира, иначе происходящее вообще не может быть опи-
сано и понято в терминах чести». Хотя психологически в нашем пред-
метном языке мы привыкли рассуждать о том, честен человек или не-
честен. Оставаясь лишь в рамках предметного языка, говорит философ,
мы ничего не сможем понять, «существуют некие подготавливающие,
если угодно, акты мира. Если они есть, тогда осмыслено его описание в
тех или иных терминах, чтобы быть понятым»26
. В данном случае речь
Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»
21. I. Этика: экзистенциально-феноменологический и праксеологический дискурс
21
идет об элементарных экспликациях мышления, которые можно назвать
«прототерминами», выполняющими функцию первоначального структу-
рирования бытия.
Пример с термином «долг» – типичный для объяснения некласси-
ческого идеала рациональности. Этические категории становятся пред-
метом обсуждений в платоновских диалогах между Сократом и его собе-
седниками. На примере этических понятий проще всего объяснять и кан-
товскую трансцендентальную аналитику с ее понятиями о феномене и
ноумене, феноменальном и интеллигибельном мире. Философия Ницше
(ее онтология и гносеология) вырастает из анализа этических понятий,
как отталкивание от «первичных» и «необъяснимых» элементов мира,
«прототерминов» (хотя и термин «мир» – тоже, своего рода, прототер-
мин27
). Бытие, сознание и знак (слово), их отражающее, становятся пре-
делом, гранью мира, его началом и пределом. В этом начале (границе)
соединены неразрывно истина, бытие и нравственность. Пойти далее
этого невозможно, поскольку «включенность сознания в описуемые фи-
зические последовательности явлений элементарно, т.е. далее нераз-
ложимо»29
.
Пространство преобразований – это термин, обозначающий дина-
мичность бытия, его изменчивость, что фиксируют в своей гносеологии
неклассические философские системы и теории морали. В это про-
странство «можно ввести классическую абстракцию, согласно которой,
связуемость преобразований задается в предположении, что изменение
постоянно. То есть наше изменение обладает таким постоянством, что
хотя мы и не можем со всех точек наблюдения мгновенно получить ин-
формацию, но дойдет до нас, полученная в разных точках и в разное
время. Обычно в картине познания это выступает таким образом: я се-
годня познаю что-то, завтра познает еще кто-то, и эти знания соединя-
ются»30
.
Включенность сознания в отражаемые им физические последова-
тельности явлений, которое далее неразложимо, Мамардашвили харак-
теризует как «инерциальную точку», выключенную из взаимодействий:
«Если мы в самом фундаменте нашего опыта имеем включенность соз-
нания (и притом элементарную), то на уровне нашего теоретического
знания о мире имеем дело с выключенным сознанием, или таким то-
посом, который отключен от взаимодействия с миром»31
. Конечно, сами
преобразования, которые хотя и предполагаются осуществившимися, в
действительности не мгновенны, но и они, в свою очередь, не только не
мгновенны, но еще и подразумевают некий акт – эмпирическое событие:
«Они должны иметь место, случиться. Реально…»32
.
Классическая этика в этом контексте представляет собой отклю-
ченное от мира (опыта) сознание, неклассическая – подключенное. Гно-
сеологический подход к неклассическим этикам позволяет прояснить
причины низкого (слабого) рефлексивно-теоретического уровня предэтик
при одновременно более высоком уровне «опыта», эмпирического, ин-
Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»
