Книга Майи Полетовой "С любовью о былом"

1. Майя ПОЛЁТОВА
Слюбовью о былом
Воспоминания
Москва
«Российский писатель»
2015

2. УДК 821.161.1 1
ББК 84(2Рос=Рус)6 5
П 25
М.А. Полётова.
С любовью о былом. Воспоминания. — Москва: Редак
ционно издательский дом «Российский писатель», 2015.
– 144 с.
© М.А. Полётова, 2015 г.
© «Российский писатель», 2015 г.

3. 3
ОТ АВТОРА
Мои дети и внуки, и особенно моя дорогая Ольга Ивановна
Анашкина, заведующая нашим Московским музеем Николая
Рубцова, неоднократно и настойчиво просили меня записывать
мои устные рассказы о медицинском прошлом, из которого я
много что подзабыла. И как не забыть, если принимаюсь пи
сать о нём в 88 лет. Но попробую вспомнить.
В детстве я очень любила детей возрастом меньше меня. И
потому, закончив в 1944 году московскую школу № 93, воз
мечтала поступить на педиатрический факультет медицин
ского института. Поступила во 2 ой медицинский институт
им. Сталина с первого раза, правда, все лето 1944 года изуча
ла без передышки все необходимые предметы, по которым надо
сдавать экзамены при поступлении.
В 1949 году вышла замуж за участника Великой Отече
ственной войны Николая Васильевича Полётова, который был
призван в армию по окончании учебы в автодорожном техни
куме в 1940 году, а после войны, в 1945 году, поступил в Мос
ковский строительный институт им. Куйбышева, по оконча
нии которого был зачислен в аспирантуру.
Но в 1949 году он ещё учился на 3 м курсе, я же по оконча
нии института получила распределение в Клинский район
Московской области – на родину моей мамы, Наталии Игна
тьевны Бизяевой.

4. 4
О МЕДИЦИНСКОМ ПРОШЛОМ
РАБОТА В ЗУБОВСКОЙ СЕЛЬСКОЙ БОЛЬНИЦЕ
Работаешь в сельской больнице – значит занимайся бук
вально всем.
Выезжала я на лошадях в далекие ясли и детские сады на
обследование детей в поселке «Динамо». Обследовала ре
бятишек в яслях и детских садах при ткацкой фабрике
«Красный ткач». Принимала роды у рожениц, занималась
новорождёнными. Во время ночных дежурств приходилось
спасать женщин от кровотечения, так как в те годы Законо
дательством были строго запрещены аборты, и женщины
часто обращались к знахаркам (ох, сколько же несчастных
умирало тогда от сепсиса!)
С покосов к нам в больницу в инфекционное отделение
доставляли заболевших мужчин косцов с брюшным тифом
(они пили воду из зараженных болот).
Санитарные условия тогда были, мягко говоря, не на
высоте. Как педиатр, я должна была вести огромную работу
по профилактике заболеваний детей.
Мне приходилось читать в «казармах» (так назывались
фабричные общежития) лекции о пользе прививок, о гиги
ене детей, о закаливании, о правильном питании, о профи
лактике туберкулеза. Все эти лекции, я помню, читала с та
ким жаром и убедительностью, что сама удивлялась такой
своей «ораторской» способности.
Ходила по этажам казармы с аллоскопом, показывала
картинки детей, пораженных скарлатиной, корью, оспой и
т.д. В те годы страшной бедой была скарлатина, с каким то
аутоаллергическим течением, иногда со смертельным ис

5. 5
ходом. Необходимо было вовремя изолировать больных де
тей от здоровых.
Да и корь считалась не из легких болезней. Осложнения
от свинки иногда лишали мальчиков возможности в буду
щем быть отцами.
Меня выручали безунывность и любознательность. Как
же я рада была, что познакомилась и подружилась с замеча
тельным человеком в сельской больнице – лаборанткой
Ольгой Павловной Шумаковой, которая разрешила мне
пользоваться своим микроскопом. С той поры с этим мик
роскопом я не расставалась всю свою жизнь.
В поликлинике сельской больницы я веду прием детей.
По окончании работы ко мне в кабинет вдруг входит муж
чина, как оказалось, лесник. Показывает мне страшно изу
веченный указательный палец правой руки и просит о не
медленной помощи.
На мой ответ, что я вовсе не хирург, а детский врач и
что ему надо к нашему хирургу Александре Алексеевне,
он отказывается, потому что Александра Алексеевна пред
лагает ему ампутировать палец, иначе ампутировать при
дется кисть.
Вижу: поражение пальца очень большое. Даже фаланги
его уже размягчились. Процесс воспаления идет быстрым
ходом. «Ампутировать я не согласен. Доктор, помогите
мне!» – умоляет он.
На мой совет поехать в Клин и посоветоваться с городс
кими хирургами, он отвечает, что без направления там не
примут, а направление наш хирург ему не дает.
Положение очень серьезное... А что если ввести в фалан
ги пальца с помощью шприца пенициллин? Может быть
некроз (омертвение тканей)... Но в данном случае терять
было нечего.
Он согласился на все мои предложения. Я расхрабрилась
и вколола во все фаланги пальца пенициллин. Предупреди
ла его, что через день нужно второе введение лекарства. Че
рез день он явился снова, и я повторила эту же процедуру,
когда увидела, что отёк пальца и воспаление его несколько

6. 6
уменьшились. А потом про этого больного я и забыла в суе
те множества других дел.
Через недели 2 3 встречаю свою тетю Нюру, работавшую
вахтером в проходной фабрики. Она мне и говорит: «Маеч
ка, приходит ко мне из поселка Шевляково из лесничества
один начальник по фамилии Мачков и спрашивает:
– Анна Игнатьевна! Это твоя племянница детским вра
чом работает в нашей больнице?
– Моя, – отвечаю я.
– Скажи ей от меня спасибо. Она мне палец спасла! И
показывает свой указательный палец. Палец нормального
цвета, хорошо сгибается в суставах.
Как я этому обрадовалась!
В дальнейшем я познакомилась с директором Воронин
ской школы – Галиной Константиновной Мачковой, и от
нее узнала, что это был ее отец.
В сельской Зубовской больнице я впервые овладевала
многими разделами медицины самостоятельно. В том чис
ле удалось правильно поставить диагноз «гнойный менин
гит» 10 летнему мальчику и вылечить его вовремя – с помо
щью введения пенициллина в спинномозговой канал. Сде
лала так называемую спинномозговую пункцию по прави
лам. Мать его очень меня благодарила.
Много лет спустя, – когда у меня уже выросли дети (три
дочери) и появились внуки, и я уже не работала в этой
сельской больнице, меня все тянуло в родные места, где
когда то родилась моя мама, жили моя бабушка и мои тети
и где они пережили немецкую оккупацию; наш домик (по
тому «домик», что он был очень уж мал и неказист) в то
грозное время сгорел, – нашей семье предложили на лето с
внуками поселиться в другом доме в селе Спас Коркодино.
Приходит ко мне, это было в 1983 или в 1984 году, моя
дочь Оля и говорит: «Мне какая то женщина передала для
тебя букет цветов и рассказала, что ты спасла когда то ее
двухмесячную дочь, сделав ей укол в сердце».

7. 7
И вдруг я вспомнила ту ужасную ночь, когда дежурила в
больнице, и со Спасской горы прибежала мать с бездыхан
ным ребенком. Пульса не было. Мать что то бессвязно го
ворила. Что мне делать с этим несчастным ребенком – без
пульса и без сердцебиения? Но руки сами работали, голова
работала, я схватила шприц с адреналином и ввела иглу в
сердечную мышцу. Девочка вздохнула, вскрикнула, поро
зовела – и ожила...
До сих пор я не поняла, что с ней было. Не поняла и ее
мать, ничего не сумевшая рассказать мне, как всё случилось.
Мать эта со мной потом встречалась, очень благодарила,
а девочка сама стала матерью. До сих пор благодарит меня
за то, что спасла я ее тогда от смерти. Дважды дарила мне
свои красивые вышивки крестом Образа Божией Матери и
корзиночки с цветами ландыша.
Работала я в Зубовской сельской больнице недолго. Жи
лья мне не давали. Жили мы с тетей Нюрой в «синенькой»
казарме. Спали на одной кровати. Каморка была тесная –
коммуналка. С нами жила бывшая ткачиха с фабрики – Со
фия Степановна. К ней приходили родственники, внуки.
Ко мне на каникулы приезжал мой дорогой и любимый
муж студент Николай Васильевич. Готовили мы себе еду на
общей кухне. Часто во время приготовления еды мы бесе
довали. Жители казармы вспоминали о прошедшей окку
пации, о войне с немцами.
КУНЦЕВСКАЯ ГОРОДСКАЯ БОЛЬНИЦА,
«СОМНИТЕЛЬНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ»
После лечения в московской клинике и выздоровления
меня распределили в Кунцевскую городскую больницу в
палату новорождённых. Как я волновалась! Попасть на ра
боту фактически в Москву (хотя Кунцево тогда было горо
дом Московской области)!
Прежде чем прийти в эту больницу, я прочитала

8. 8
очень много литературы о новорождённых и познако
милась с тем, какие трудности были в те годы с родиль
ными домами.
У женщин рожениц после родов бывают выделения из
родовых путей. Это естественное явление. Но выделения
эти – огромная питательная среда для микрофлоры. Они
на ней размножаются, питаются и выделяют токсины
(яды). При плохом соблюдении гигиены (мытья рук, сме
ны белья, подмывания) вся эта инфекция и токсины ока
зываются не только на белье, но и на спинках кроватей, на
подоконниках, на стенах палат.
С каждым новым поступлением рожениц в обработан
ную палату (важно помещать одновременно в чистую пала
ту всех рожениц), если палата обработана плохо, то виру
лентность (ядовитость токсинов) усиливается на следую
щей питательной среде, и бывают случаи, что все новорож
дённые одновременно заболевают очень тяжело, даже не
успевают спасать погибающих детей.
И у матерей этих детей тоже неблагополучно: развива
ются маститы, возникает температурная реакция и т.д. Были
даже предложения – сжигать такие неблагополучные ро
дильные дома. Пока ученые не изучили, в чем дело. Поэто
му важно обучить персонал и строго следить за мытьем и
дезинфекцией палат.
Прежде чем рассказать о том, как я лечила новорождён
ных и какие случаи встречала в своей работе, хотелось бы
упомянуть о небольшом коллективе родильного отделения
и отметить, как ко мне относился персонал.
Честно говоря, мне показалось, что сначала с недовери
ем (приехала из сельской больницы), потом с удивлением и
непониманием, как к чужаку (но это только некоторые), а
другие – с любовью и даже с большим уважением. То, что с
недоверием, – это понятно и даже простительно.
Надо сказать, что в то далекое время безразлично от
носились к недоношенным новорождённым. Недоно
шенные дети, как правило, – от криминальных абор
тов. В те годы аборты были строго запрещены, и жен
щины сами разными способами прерывали свою бере

9. 9
менность или пользовались услугами так называемых
«знахарок». Многие из них погибали от сепсиса. При
чём сепсис протекал месяцами, лечить его было очень
трудно. Я видела этих женщин. Они знали, что умрут.
Мне их было очень жаль. Я не выдерживала и тайком
плакала из за них.
Дети после криминальных абортов рождались, как пра
вило, с весом чуть больше килограмма. Часто у них отсут
ствовал и сосательный и глотательный рефлексы. Спе
циальных кюветов тогда в родильных домах для выхажи
вания недоношенных детей не было, и они, как правило,
погибали.
Выжившие чудом дети попадали ко мне в «сомнитель
ное» отделение. Ими никто не интересовался. Что мне с
ними делать? Как мне их спасать? Вдруг в одном из журна
лов я прочитала о «видовонеспецифической сыворотке Бе
ленького» как о питательном материале, вводимом внутри
венно для новорождённых детей. Смело выписываю эту
сыворотку для своего «сомнительного» и объявляю медсе
страм: «Будем спасать этих детей. Теперь их жизнь и здоро
вье зависит от нас с вами».
А сестры оказались замечательные! Они поверили во
все мои действия. Помню даже их имена: Вера Косулина и
Раиса Ивановна. После первых же введений через шприц
в лобную вену головы этой сыворотки – у недоношенных
детей стали появляться сосательные и глотательные реф
лексы. Стали прибавлять в весе. Перешли на кормление
грудным молоком через соску, натянутую на пеницилли
новые бутылочки.
О своей победе я пока не заявляла заведующей родиль
ным отделением Елене Степановне. Еще полностью не уве
рена была в ней. Но вдруг она сама спросила меня: «Майя
Андреевна! Что Вы не рассказываете? Что у Вас там, в «со
мнительном», делается? Сколько погибло детей?»
– Елена Степановна! Пока никто не погиб. А все прибав
ляют в весе.
– Как прибавляют в весе? Идемте немедленно туда! –
строго велит она.

10. 10
Приходим в наше отделение, и что же видит моя заведу
ющая: недоношенные дети уже даже в ручках держат свои
пенициллиновые бутылочки с молочком и даже глазки по
вернули на мою заведующую. А она заахала: «Что ты со мною
делаешь! В какой дом младенца у меня их заберут???»
А я всё благодарила дорогих моих сестер за выхаживание
этих детей. И за то, что они мне поверили. А потом нашлись
и мамы, нуждающиеся в таких брошенных детях, и они за
бирали этих малышей.
Погибали и доношенные дети из за различных сердеч
ных патологий и врожденных патологий других органов, но
в настоящее время медицина достигла такого уровня, что
подобные патологии уже исправляют в первые дни после
рождения.
Недавно услышала: в передаче по телевизору говори
ли о том, что хирурги настолько преуспели в операциях
на сердце, что в первые часы или сутки у новорождён
ных, родившихся с транспозицией сосудов сердца (ког
да аорта выходит не из левого желудочка – из правого, а
легочная артерия не из правого желудочка сердца – из
левого), – они могут тут же исправить врождённую па
тологию. И привели пример, когда такая беда случи
лась с сыном президента Америки Кеннеди, родившим
ся с такой патологией сердца. И он, конечно, погиб в те
далекие годы.
А я вспоминаю, что, работая педиатром в палате ново
рождённых в Кунцевской больнице, получила из родового
блока такого же ребенка.
Из истории новорождённого мальчика и из рассказов
акушерки, я поняла, что ко мне поступил ребенок с транс
позицией сосудов сердца.
Роды были совершенно нормальные. Ребенок доношен
ный, с хорошим весом, закричал сразу. Громко заявил о сво
ем прибытии к нам. Родился с розовой кожей, но как толь
ко перевязали пуповину, стал синеть. А ко мне в палату был
доставлен уже почти черным.
Тогда не делали таких операций и даже не обследовали с
помощью аппаратуры. Но диагноз погибшего младенца

11. 11
надо было поставить правильно и подтвердить это патоло
гоанатомическими исследованиями. В Кунцевской больни
це такое исследование обычно не практиковали.
Я же, помню, настаивала на вскрытии ребенка. Врачи
гинекологи даже удивились, зачем мне это надо? Вот какая
у нас новая «сельская» врач появилась!
На вскрытии мой диагноз подтвердился. Как же уди
вились врачи родильного отделения правильности моего
диагноза!
Второй мой диагноз погибшего на второй день жизни в
судорогах новорождённого – «кровоизлияние в кору над
почечников» тоже подтвердился на вскрытии. Постепен
но отношение ко мне, как врачу педиатру из «сельской»
больницы, изменилось в лучшую сторону. Я стала «уважа
емым врачом».
Ещё один случай, произошедший со мной в те далекие
годы, запомнился ясно на всю жизнь. Даже имя рожени
цы с 1953 года до сих пор помню, и всегда хочется узнать,
жива ли ее дочь, рождённая в этом году, а может быть в
1955 году. Имя роженицы – Климкина Анфиса Михайлов
на. С дочкой Анфисы Михайловны у меня было столько
переживаний...
Дело в том, что этому ребенку нужно было сделать сроч
ную операцию на желудке по поводу пилоростеноза. Диаг
ноз этот поставила тоже я сама.
Задача педиатра и медсестер в палате новорождён
ных заключается в том, чтобы зорко следить за детьми,
которые не предъявляют никаких жалоб. Необходимо
следить за цветом их кожи, мочи, кала. Спокоен или бес
покоен малыш. Нет ли судорог. Как берет грудь, как со
сет, как глотает.
Дочка Анфисы Михайловны родилась доношенной, с
нормальным весом, взяла грудь матери сразу, сосала хоро
шо. В первый день не срыгивала. Первый стул – меконие
вый. Это нормально. Он темный с зеленым оттенком. Со
стоит из желчи ребенка, выделившейся из желчных путей
печени в 12 перстную кишку. Затем стул цвет свой меняет

12. 12
до жёлтого. И это важно отметить и сестрам и врачу. Был ли
стул жёлтый? Был небольшой жёлтый комочек. Значит,
проходимость из желудка в кишечник была.
Но ребенок начал срыгивать. Потом после каждого кор
мления последовала рвота. Стула не было. В весе не при
бавляла, а стала снижать.
Подозрение на пилоростеноз, то есть утолщение пило
рического отдела желудка (выхода из желудка). Нужна сроч
ная операция пилорического отдела желудка. Об этом я со
общила своей заведующей родильным отделением – Елене
Степановне. Та ответила мне, что у нас нет детских хирур
гов и потому необходимо мать подготовить так, чтобы она
отказалась от оперативного вмешательства. Дескать, всё
равно будет мучиться со своим ребенком.
Я настаиваю на операции и советую матери соглашаться
на нее. Время идет. Обращаюсь к главному врачу больницы
– Анне Васильевне Стасюк. Та говорит, что наш доктор
Линдеман в отпуске. Не всякий хирург согласится сделать
операцию такой малютке.
Я не выдерживаю, звоню в райздравотдел. Причем, я в то
время была очень стеснительной, но в связи со сложившей
ся ситуацией – осмелела: надо немедленно спасать ребен
ка! Из облздрава (как мне сказали) был звонок: «Где ваш зна
менитый доктор хирург Линдеман?» Мне шепнули, что
доктор Линдеман живет на территории больницы, и из его
окон слышна музыка. Он играет на скрипке. Я подумала,
что это очень важно для пальцев хирургов...
Меня с ребенком вызывают в хирургическое отделение.
Операция очень простая и быстрая. Минут за 10 доктор
Линдеман разрезал мышечный слой пилорического отде
ла, и вертикальный разрез прошил горизонтально. Не зат
ронув слизистый слой пилорического отдела желудка.
Я с ребенком вернулась к себе в палату новорождённых,
наладила капельницу с 5% глюкозой в прямую кишку. Весь
вечер и всю ночь следила за количеством капель и состоя
нием девочки. Она спокойно спала.
А в 9 часов утра мы приложили ее к груди матери. Она
взяла сосок и сосала хорошо. Не срыгивала, стала при

13. 13
бавлять в весе, стул стал нормальным, как у всех ново
рождённых детей.
Эта ночь была для меня как боевое крещение. Я поняла,
что могу отстаивать свою позицию – и побеждать.
О «ШКОЛЕ» ПРОФЕССОРА Н.И. ОСИНОВСКОГО
В МОРОЗОВСКОЙ БОЛЬНИЦЕ
В Кунцевской больнице я проработала два года, а затем
поступила на учебу в трёхгодичную ординатуру на базе Мо
розовской детской больницы.
Какое счастье, что попала я именно к профессору Нико
лаю Ивановичу Осиновскому! Как тщательно он устраивал
«разборы» больных детей! Устраивал целые строгие сцена
рии: лечащий врач, официальный оппонент, неофициаль
ный оппонент и т.д. Помню «разбор» одного попавшего в
отделение больницы новорождённого, лечащим врачом ко
торого была я.
Диагноз у новорождённого был «сифилис». Это подтвер
ждалось и клиникой больного ребенка, и лабораторными
исследованиями (положительная реакция Вассермана у
ребенка и у родителей). Диагноз поставлен правильно. Я
была в этом совершенно уверена.
А вот официальным оппонентом моим был не кто ни
будь, а Вячеслав Александрович Таболин, тогда еще толь
ко аспирант профессора Осиновского. После того как я
доложила историю рождения и болезни ребенка и дока
зала свой диагноз, слово взял В.А.Таболин, как офици
альный оппонент. Что он только не приводил в доказа
тельство своего диагноза, говорил, что диагноз мною по
ставлен неправильно, и кожные покровы больного ребен
ка с его пузырчаткой связаны не с этим диагнозом, и ла
бораторные исследования необходимо повторить, и еще
много много чего. Он очень талантливый молодой чело
век, спустя годы ставший академиком. И очень часто наши
медицинские пути впоследствии перекрещивались. И не
хотела бы хвалиться, но скажу, что он очень уважал меня

14. 14
за мои знания в медицине. Как и я всегда относилась к
нему уважительно.
В Морозовской детской больнице я не только училась
в ординатуре как педиатр, но и постаралась овладеть на
выками исследования патологического материала с по
мощью микроскопирования. И, кроме того, большой
опыт приобрела, работая в приёмном отделении городс
кой больницы.
О ПОЛИОМИЕЛИТЕ
И ЧУДЕСНОМ ДОКТОРЕ ЧУМАКОВЕ
В это время в нашей стране, да и на всей нашей планете
произошло грандиозное трагическое событие! В середине
20 го века во всех странах мира: и в странах Западной Евро
пы, и в Японии, и в разных государствах Африки и в других
странах – появилась эпидемия полиомиелита. Болели и
взрослые и дети.
Мы, матери, ежедневно мерили детям температуру: не
«двугорбая» ли она (т.е. поднималась до 38 градусов, затем
снижалась до нормальных цифр и вновь поднималась). Ро
дители всюду искали гамма глобулин для введения своим
детям (на всякий случай).
Лично в мою семью шли тревожные письма от уехавших
в Швейцарию родственников врачей и работавших при
представительстве Организации Объединенных Наций.
Как много больных в городах Западной Европы! На улицах
на костылях, в колясках больные, не вылеченные до кон
ца люди. Какое счастье, что в нашей стране бесплатное
лечение, писали они! Ребенок, заболевший в нашей стра
не, лечится в больнице. Получает не только бесплатные
лекарства, гимнастику, физкультуру, массажи и физиоте
рапию, и даже санаторное лечение, и даже на юге. И все
это бесплатно.
Все ждали вакцину от полиомиелита. И вдруг сообще
ние: в СССР появилась вакцина, которая предупреждает это
заболевание! Вакцина доктора Чумакова. В нашей стране

15. 15
она впервые стала применяться. Все страны мира обрати
лись к нам с просьбой прислать эту самую вакцину. Читаю в
газетах, как доктор Михаил Петрович Чумаков поехал со
своей вакциной в Японию. Как ждали его приезда там! При
летел он на самолете. Как встречали самолет в Японии! Док
тора от самолета до аэровокзала несли на руках!
А когда я познакомилась с его биографией, то узнала, что
родился Михаил Петрович Чумаков 1(14) ноября 1909 года
в поселке Епифань Кимовского района Тульской губернии
Российской Империи. В 1931 году окончил медицинский
факультет Московского государственного университета,
который затем был преобразован в Московскую медицин
скую академию им. И.М. Сеченова.
В 1937 году М.П. Чумаков принял участие в работе на
учной экспедиции в Хабаровском крае. Изучал там клеще
вой энцефалит. Впервые выделил вызывающий его вирус.
Изобрел вакцину против этого вируса. Совершил подвиг,
заразив себя этим вирусом,— и вылечился изобретенной
им же вакциной против клещевого энцефалита, но с оста
точными явлениями. Потерял слух и подвижность правой
руки. В 1941 году за это открытие был удостоен Сталинской
премии 1 ой степени.
В 1955 году М.П. Чумаков организовал Институт по изу
чению полиомиелита с целью разработки профилактичес
ких вакцин против этой болезни.
М.П. Чумаков работал в тесном сотрудничестве с амери
канскими учеными Джонсом Солком и Альбертом Сэйбином.
В1958 1959годахсовместнососвоейженойисоратникомМ.К.
Ворошиловой, а также с другими сотрудниками организовал
первое в мире производство и клиническое испытание живой
полиомиелитной вакцины (ЖПВ), изготовленной из аттену
ированных штаммов Сэйбина. Это сделало Советский Союз
первойстраной,вкоторойначалосьмассовоеприменениеэтой
высокоэффективной вакцины, практически ликвидировав
шей через несколько лет полиомиелит в стране.
В 1963 году М.П.Чумаков совместно с А.А. Смородинце
вым был удостоен высшей Государственной премии.
Вакцина, производимая в институте Чумакова, экс

16. 16
портировалась более чем в 60 стран мира. Успех клини
ческих испытаний ЖПВ в Соединенных Штатах, а также
во всем мире!
М.П.Чумаков также создал ряд других медицинских и
ветеринарных вакцин.
После смерти Михаила Петровича Чумакова основанный
им институт был переименован в Институт полиомиелита
и вирусных инфекций им. М.П. Чумакова Российской ака
демии наук. В его честь был назван астероид (5465), откры
тый 9 сентября 1986 года А.Г. Карачкиной.
ПРАКТИКА И НАУКА.
ИНСТИТУТ ПЕДИАТРИИ РСФСР
Закончив трёхгодичную ординатуру в Морозовской
больнице, я была направлена в поликлинику, а затем в дет
ский санаторий для дизентерийных хроников в Киевский
район города Москвы.Там сумела при детском санатории
открыть клиническую лабораторию для лучшего обслужи
вания детей.
Однажды в одной группе детей, заболевших как будто бы
острым респираторным заболеванием (ОРЗ), я при взятии
анализа крови вдруг была удивлена тем, что отметила ог
ромное количество в формуле крови узкоплазменных лим
фоцитов, – доходило до 80%. Такого не бывало при ОРЗ.
Я решила съездить на Кропоткинскую, 37 – в Инсти
тут педиатрии РСФСР – и проконсультироваться с гема
тологами. Профессор Ольга Павловна Григорова – круп
нейший гематолог 20 го века, посмотрев все показанные
мною мазки крови детей из санатория, ответила: «Это
редчайшее вирусное заболевание, которое в литературе
звучит так: «малосимптомный лимфоцитоз», оно клини
чески протекает как острое респираторное заболевание,
и само по себе исчезает».
Этим сообщением я была не только успокоена, но и
заинтересована знаниями профессора Григоровой. А в
дальнейшем она не только со мной подружилась, но и сде

17. 17
лала всё, чтобы мне выделили ставку практического гема
толога в ее отделе.
Так через некоторое время я уже работала с Ольгой Пав
ловной Григоровой, стала ее ученицей. Ольга Павловна мно
го знала, много изучала. Изучала даже кровь животных (бар
суков, лесных зверей). Хорошо знала их вирусные заболева
ния. С научными сотрудниками педиатрического институ
та РСФСР вела разные темы лечения бронхиальной астмы
у детей. Изучала лимфоцитограммы этих больных.
Ольга Павловна мне тоже дала задание: проследить, как
выглядит лимфоцитограмма у детей с бронхиальной аст
мой на фоне лечения преднизолоном. И однажды на боль
шой конференции в этом институте я выступила с научной
работой, которую проводила не один год, вместе с научны
ми сотрудниками кафедры профессора С.Ю. Каганова. Мой
доклад был шестым по счету. Я очень волновалась. Зная,
что результаты моих исследований будут неожиданными
для всех врачей и научных сотрудников института.
А дело заключалось в том, что в те годы впервые стали
применять гормональную терапию. Какая должна быть
дозировка гормонов при лечении и как долго надо лечить
ребенка? Уж очень хороший поначалу был эффект от этого
лечения. Все радовались. А затем отправляли детей на сана
торное лечение в Гаспру (на юг).
Помню, как старательно готовила я к своему докладу таб
лицы. В этом помогал мне мой муж – Николай Васильевич.
Как хотела я, чтобы, глядя на таблицы, всё было понятно и
ясно! Заключение моих исследований по лимфоцитограм
ме было такое: ни в коем случае нельзя резко отменять гор
мональную терапию. Необходимо переходить на мини
мальные дозы, а затем отменять гормоны и продолжать ис
следовать лимфоцитограмму.
Когда в докладе своем я сделала это заключение, конеч
но, всем вспомнился очень страшный в истории нашего ин
ститута случай, когда уже в поезде, отвозившем детей в сана
торий в Гаспру, погиб ребенок, которому только что резко
отменили ранее принимаемые им большие дозы гормонов.
Мой доклад был последним докладом на этой конферен

18. 18
ции. И я была удивлена, что моим исследованиям так бур
но рукоплескали.
А затем просили меня перейти на ставку научного сотруд
ника: «Мы дадим Вам творческий отпуск. Вам будет удоб
нее работать. Ведь у Вас трое детей», – говорил профессор
С. Ю. Каганов. Но я должна была поступить иначе, и имен
но из за этих троих детей. Моя младшая дочь должна была
идти в первый класс, а меня уже пригласили на работу в
Академический педиатрический институт, который распо
лагался рядом с моим домом. (А все три мои дочери еще
учились играть на скрипках – в школе организовали музы
кальный класс).
ИНСТИТУТ ПЕДИАТРИИ
АКАДЕМИИ МЕДИЦИНСКИХ НАУК СССР
С 21 февраля 1966 г. я стала работать в клинико гематоло
гической лаборатории Института педиатрии АМН СССР вра
чом лаборантом и постигать науку в отделении нефрологии.
Через какие только неофициальные «экзамены» я не про
шла на своей новой работе! Особенно много задавали мне
вопросов по клеткам, какие видели в микроскопе. Иногда
мы не понимали друг друга, и это естественно. Разные шко
лы одну и ту же клетку крови даже называли разными терми
нами. Но при всём том встретили меня доброжелательно.
И вдруг случилась в моей семье беда. Моя первоклассни
ца Таня заболела. Температура 39. Отказывается есть, не
спит ночью. Горло слегка красное, тонзиллярные лимфоуз
лы увеличены. А когда стала щупать ее живот, – ахнула.
Селезенка и печень до малого таза увеличены!
Я звоню на работу и прошу прийти лаборантку, чтобы
взять на анализ кровь. Своим коллегам с ужасом сообщаю:
подозреваю лейкоз (белокровие). Руки, ноги дрожат. При
ходит лаборантка, берет на анализ кровь из пальца. Делает
мазки крови. Я жду звонка по телефону. Звонка нет и нет.
Через несколько часов звоню сама. Ведь должен же дав
но быть результат анализа. Наверное, лейкоз. И никто не

19. 19
хочет первым сказать мне об этом страшном диагнозе. По
телефону мне гематологи отвечают: «Майя Андреевна! Не
волнуйтесь, не лейкоз! Но мы не поймем, что это».
Я бегу в институт – видимо, они не хотят назвать сразу
этот страшный диагноз. Вбегаю в лабораторию – все врачи
стоят вокруг микроскопа. Расступаются. Я заглядываю в
микроскоп и восклицаю: «Какая я счастливая! Это моно
нуклеоз!» Вирусное заболевание, которое, как правило, за
канчивается хорошо. Мы все обнимаемся и целуемся.
В институте я подружилась с отделением нефрологии,
где лежат дети с заболеванием почек и где я нашла себе близ
ких по духу врачей педиатров, учившихся когда то со мной
в трехгодичной ординатуре в Морозовской больнице, сре
ди них и заведующая этим отделением Валентина Иванов
на Наумова.
Она мне поручила вести одного ребенка и приглашала на
все обходы, когда в отделение приезжала Мария Яковлевна
Ратнер, крупный профессор нефролог из 52 ой взрослой
больницы.
Митрофан Яковлевич Студеникин – директор этого ин
ститута, видимо, чтобы этот отдел детской нефрологии ук
репить, пригласил знаменитую в стране профессора нефро
лога в свой институт.
С Марией Яковлевной я нашла общий язык. Она заинте
ресовалась моими исследованиями мочи у нефрологичес
ких больных детей и вообще лабораторными исследовани
ями этих больных. Я же заинтересовалась лечением этих
больных очень большими дозами гормонов (в основном
детьми, погибающими от своего заболевания).
С группой врачей, под руководством М.Я. Ратнер, мы
вели общую научную тему, участвовали в конференциях. И
что особенно в ней удивляло, что она мои клинико лабора
торные исследования постоянно публиковала в научных
журналах под моей фамилией. (Сама я не придавала значе
ния своим публикациям).
Как хотелось мне отдельно рассказать о Валентине Ива
новне Наумовной, заведующей нефрологическим отделе

20. 20
нием института и посвятить светлой памяти ее хотя бы не
сколько строчек.
Познакомилась я с ней в Морозовской больнице, зна
ла, что она не москвичка и жила где то в общежитии. Жаж
да знаний по педиатрии у нее была большая. Она с радос
тью делилась этими знаниями с врачами и учащимися в
ординатуре.
А мне, обремененной семьей, имеющей троих детей и в
это время вдруг тяжело заболевшего активной формой ту
беркулеза мужа, участника Великой Отечественной войны,
было очень трудно учиться.
Я иногда по этой семейной причине отсутствовала на за
нятиях и часто обращалась к Валентине Ивановне с вопро
сами. Валентина Ивановна пересказывала с большим жела
нием пропущенный мною материал, и таким образом я
пополняла свои знания.
Простая в общении, не имеющая своих детей, она очень
любила своих пациентов, но в то же время, она была требо
вательна к персоналу и, прежде всего, к врачам.
Строго следила не только за порядком в своем отделе
нии, но и особенно за получаемыми детьми лекарствами.
Например, для детей, получавших гормоны, важно было
выпить достаточное количество горького раствора калия.
И Валентина Ивановна и Мария Яковлевна на обходе не
только узнавали у детей о количестве выпитого раствора
калия, но и требовали «покажи пальчиком, до какой чер
точки было у тебя в мензурке этого раствора». И дети пони
мали это и верили врачам, что от полученных лекарств они
скорее поправятся.
Я знала лично от Валентины Ивановны, что она, все
силы отдававшая своей учебе и работе, поздно вышла за
муж за замечательного человека, вдовца, у которого был
взрослый сын.
Она рассказывала мне, как счастлива была и любима ра
ботягой мужем и очень интересным человеком.
Всем этим она делилась со мной, когда мы шли с работы
до станции метро «Университет».
И вдруг в институте стало известно, что Валентину Иванов

21. 21
ну застрелили в подъезде ее дома, когда она спешила на работу.
Убийцу не нашли. Подозревали сына ее мужа и говори
ли, что там был «квартирный вопрос».
Убить такого специалиста, которая лечила тяжелоболь
ных детей, приехавших из наших союзных республик в ин
ститут, как последнюю надежду на спасение от тяжелой
болезни!!!
Уничтожить такого специалиста!!!
И моему счастью работы в нефрологическом отделении
тоже пришел вскоре конец. В моей лаборатории стали вы
ражать недовольство по поводу моего «хождения» в нефро
логию и того, что я провожу в нефрологическом (почечном)
отделении время с больными детьми. Хотя всем было ясно,
что на лишние разговоры, на безделье у меня времени не
остается. В нефрологическое отделение я ухожу, выполнив
всю часть своей работы в клинико гематологической лабо
ратории. А кроме того видеть больных, которым ты дела
ешь анализы, это полезно и мне и детям.
Со временем у меня сложилась со старшей лаборанткой,
руководителем среди средних лаборантов, конфликтная
ситуация, о которой я доложила заведующей лаборатори
ей, Нине Васильевне.
Я заметила, что исследованиям мочи они не придают
серьезного значения. Например, удельный вес мочи пишут
«с потолка». Объясняя это тем, что цилиндр, в котором из
меряют удельный вес мочи, разбился. Не могут ответить на
самые простые вопросы, например, о чем говорит удель
ный вес мочи. Впервые услышали от меня, что клиничес
кий лаборант первый может указать врачу, что у ребенка
диабет, так как при очень высоком удельном весе мочи у
ребенка можно подозревать диабет. Но цилиндры, разби
тые в лаборатории, не заменяются. И много таких замеча
ний, которые трудно описать, чтобы объяснить не специа
листам тонкости нашей работы. Я делала замечания стар
шему лаборанту, которой все погрешности в нашей работе в
клинико гематологической лаборатории были, как гово
рится, «до лампочки».

22. 22
Вначале я думала, что это все случайности, а затем поня
ла, что это система, и с ней надо бороться. Система такая,
на которую никто не обращает внимание.
Провожу с ними занятие, объясняю, что у детей тоже
может быть диабет, при котором удельный вес мочи бывает
очень высок, и вы своим правильным анализом открываете
у больного, для лечащего врача, новый, неожиданный, се
рьезный диагноз.
Я не буду описывать все сложности наших отношений,
но только скажу, что руководила этой лабораторией доктор
наук профессор М., была ли она по профессии врачом ког
да нибудь, я не знаю. Но из ее диссертации, связанной с
изучением эритроцитов, я лично ничего не поняла. Там
такие физические и математические формулы, до кото
рых надо простому врачу учиться и учиться, и прежде все
го физике и математике. Но кто то мне шепнул, что она
сама не знает своей диссертации, так как диссертацию ей
писал ее муж, академик в области физико математичес
ких наук. Верно это или неверно, меня уже не интересова
ло, но навести порядок в клинико гематологической ла
боратории надо было.
И я решила обратиться именно к ней, к профессору М.
Она была этим недовольна, но так как я от нее не отставала и
требовала побеседовать о недочетах в лаборатории со всем
коллективом вместе, она вынуждена была это сделать. По
мню, как проходило это наше разбирательство. Почему то
ни одного слова не сказали ни врачи, ни средние лаборанты.
Они молчали. Выступала одна я, объясняла, говорила, что
не только исследования крови важны, но и все другие иссле
дования, которые проводятся в нашей лаборатории, очень
важны – и для постановки диагноза, и для лечения детей.
В заключение профессор М., выслушав меня, вдруг про
изнесла такую фразу. Пишу ее дословно: «Да, видимо, Майя
Андреевна права, вчера я говорила по телефону со своей
приятельницей, Марией Ивановной, заведующей лабора
торией (в какой то больнице). Она мне сказала, что изме
рять удельный вес мочи необходимо». На этом наше заседа
ние и кончилось.

23. 23
МОЯ 64 АЯ ГОРОДСКАЯ КЛИНИЧЕСКАЯ
БОЛЬНИЦА И РАСШИРЕНИЕ ПЕДИАТРИИ
А после событий в Институте педиатрии АМН СССР
вдруг мне позвонила бывшая моя сокурсница по педиатри
ческому факультету, работающая в детской больнице име
ни Филатова, Татьяна Ильинична Ерофеева.
Министр Здравоохранения Ворохобов рекомендовал ее на
новую должность – главным врачом детского корпуса, кото
рый открывается в городской клинической больнице № 64.
Она набирает туда врачей педиатров. Ей «позарез» ну
жен врач клинико диагностической лаборатории для этого
корпуса.
А звонок и приглашение я получила буквально на следу
ющий день после этого нашего собрания в Академическом
институте педиатрии СССР.
Как же не согласиться, если на базе детского корпуса бу
дет работать клиника во главе с профессором В.А. Таболи
ным и его ассистентами.
Это расширение педиатрии. Как будто бы будут там, в
этом корпусе, и новорождённые дети, и гематологические
больные и даже дети с коллагеновыми заболеваниями (рев
матоидные артриты, красная волчанка и т.д.)
А главное – студенты. Есть чему и у кого поучиться, есть
с кем поделиться своим опытом.
Эта 64 ая больница находится на одной улице с педи
атрическим институтом, где я работаю. И почти рядом с
моим домом.
Ни дня не теряя, я перехожу на новую работу. И в 64 ой
городской клинической больнице, в общей сложности, я
работала почти четверть века. Она мне стала родной.
Клинико диагностическая лаборатория располагает
ся на первом этаже в двух комнатах. В одной – средний
лаборант делает свою работу. В другой – я микроскопи
рую всевозможные материалы, приготовленные средним
лаборантом.

24. 24
В эту свою комнату в двух шкафах я помещаю медицинс
кие книги по педиатрии, почти всю медицинскую библио
теку из своей квартиры.
Мне предлагают и ночные дежурства по детскому кор
пусу. Я соглашаюсь. Деньги нужны. Мои собственные дети
растут. Учатся в музыкальной школе.
Часто ко мне обращаются ассистенты профессора Табо
лина. Просят побеседовать с их студентами по тем или иным
вопросам, по тем или иным темам лабораторной службы.
Авторитет мой растет из за большого медицинского опыта.
Как то один из уважаемых ассистентов профессора Та
болина обратился ко мне очень взволнованный. У него за
болела дочка школьного возраста.
Он на дом вызвал лаборанта из своей Филатовской боль
ницы. Та взяла кровь на анализ у ребенка. В лаборатории
Филатовской больницы поставили диагноз «лейкоз».
Он, конечно, в ужасе. Его успокаивают и советуют обра
титься в нашу лабораторию.
Моя замечательная лаборант Елена Иосифовна Назаро
ва (тем замечательная, что трудолюбивая, знающая свое
дело, а главное, любящая детей) поехала к нему домой. Взя
ла у девочки кровь на анализ повторно.
Смотреть на отца ребенка было невозможно. Волнение
его было страшное. Руки и ноги дрожали. Пока красили и
сушили мазки, мы попросили его выйти. Его волнение пе
редавалось и нам. Смотреть на него не было сил. Мы сами с
Леной волновались.
И вдруг – о, радость! Я шепчу Лене – «мононуклеоз!»
Ура ура! Типичная картина мононуклеоза!
Что было с отцом ребенка не передать!!! Когда он услы
шал, что мы отвергли диагноз «острого лейкоза», то есть
«белокровия» (или рак крови, как называют его в народе). В
те годы это означало бы только гибель ребенка.
Мы с Леной работали долго с лейкозными больными.
В научной литературе в те годы писали, что, если довести
ребенка с диагнозом «острый лейкоз» до десяти лет, и если
последние годы кровь будет нормальная, то он будет жить.

25. 25
Был у нас с ней такой ребенок. Мать его обращалась во
многие специализированные больницы разных государств.
Ей все отказывали. Дескать, в Советском Союзе с острым
лейкозом детей так же лечат безуспешно, как и у нас.
Его лечили у нас. В школу он не ходил. Учился на дому.
Мы наблюдали его с 3 х лет до десятого класса, и все же он
погиб. На похороны его нас родители приглашали. Лена ез
дила. За эти годы мы с ними как бы породнились. Все жда
ли полного излечения этого ребенка…
Я считаю, что быть педиатром гематологом – очень пси
хологически тяжелая работа. Ведь дети, и взрослые и со
всем маленькие, побывав в таких отделениях, начинают всё
понимать. Понимают, что они могут погибнуть. Они ждут
приближения этого дня. Интересуются своими анализами
крови. Какой у них гемоглобин, сколько тромбоцитов, не
уменьшились ли они и т.д.
Они могут в больнице находить себе друзей и даже влюб
ляться. Писать друг другу записочки и целые письма. Когда
в руки персонала попадают эти письма – это психологичес
кая травма даже для персонала.
Например, в одном из писем: «У меня резко уменьши
лись тромбоциты в анализе. Я, наверное, скоро умру. Если
тебя выпишут из больницы, ты будешь приходить ко мне
на могилу?»…
О МОЕЙ АТТЕСТАЦИИ
НА ВРАЧА ЛАБОРАНТА ВЫСШЕЙ КАТЕГОРИИ
И О ТОМ, КАК БОЛЕЛИ МОИ РОДНЫЕ
В нашем новом детском корпусе мне предложили, как
врачу клинико гематологическогой лаборатории, аттесто
ваться на высшую категорию.
Я всё отказывалась, уж очень много нагрузок легло на
меня. Но Татьяна Ильинична Ерофеева, отвечающая за дет
ский корпус, не отставала. Ежедневно напоминала об этом.
Но как только я начала вспоминать свою жизнь и, самое

26. 26
главное, как только собрала документы и начала писать на
учную работу, так уже и остановиться не могла.
Ездила на консультацию в больницу имени Боткина к
врачу консультанту Цыпкину. Беседа с ним оказалась очень
для меня интересной. Сначала он не понимал, чем я зани
маюсь. Педиатрию он плохо знал, он был терапевт. Очень
заинтересовался моими исследованиями.
И вдруг в конце он мне открылся, прочитав мой отчет до
конца: «Я очень бы хотел, чтобы Вам присвоили высшую
категорию, но комиссия там будет очень строгая, терапев
тическая. Я постараюсь Вас передать Бэле Семеновне Кап
лан, она лучше найдет общий язык с этой комиссией».
Дело в том, что они в комиссии не педиатры, а терапев
ты. С ними очень трудно говорить. Если бы вы поняли меня,
в каком состоянии я пришла на эту комиссию.
В «предбаннике» ее сидят спокойные и очень молчаливые
врачи, ждущие вызова в соседнюю комнату на комиссию.
Я, взволнованная, несколько шумно вошла и задала
всем присутствующим вопрос, довольно неожиданный:
«А про особо опасные африканские инфекции эта комис
сия спрашивает?»
Все молчат.
Я очень волновалась. Мне надо было получить высшую
категорию, так как она дает самую большую прибавку к зар
плате. Мне надо спасать свою семью от туберкулеза, от гря
дущих операций из за этого туберкулеза, мне нужны день
ги на лечение моих детей и мужа.
Вот почему я так неспокойно вела себя в «предбаннике»
аттестационной комиссии. Я не успела просмотреть лите
ратуру об острых «африканских» инфекционных заболева
ниях. Я их плохо знала.
Как только вызвали меня, сразу спросили: «Вы действи
тельно детям с острым лейкозом делаете трепанобиопсию
гребешка подвздошной кости?»
Я сразу же начала бойко отвечать «Трепанобиопсия – это
пункция не грудины, а гребешка подвздошной кости». Я
смело ответила на этот вопрос: когда картина костного мозга

27. 27
не ясна, мы прибегаем к этому методу, чтобы не ошибиться
в диагнозе и лечении ребенка.
А уж когда стали задавать вопросы по исследованию
мочи, по селективному белку в ней, по количественному
исследованию клеточного состава в ней по Каковскому–
Адиссу, Нечипоренко, Де Альмейту… – Это же мой конек!
Как важно правильно проводить эти исследования и как
неправильно они проводятся во многих наших больницах и
поликлиниках! Меня не могли остановить…
«Вы свободны!» – почти кричала вся комиссия.
Я, взволнованная, очень скоро вышла.
А правила такие – через некоторое время эта комиссия
вновь вызывает и сообщает: «По Вашему «отчету» и по отве
там мы оценили Вас и присваиваем Вам «Высшую катего
рию врача гематолога».
Как же я обрадовалась! Сдержать себя не могла. Всех чле
нов комиссии стала благодарить. Выхожу из комнаты и со
общаю громко: «Как я рада! «Высшая категория»! Всех при
сутствующих люблю и поздравляю! Всем желаю добра!»
Так я приветствовала всех и удивляла своим поведением.
Может быть, я еще что то говорила, но это было так дав
но, что мне и не вспомнить.
А так как эти воспоминания будут читать мои дети,
внуки и правнуки, хотела бы напомнить им роль отца их,
деда и прадеда и рассказать о его работе в институте ВОД
ГЕО и общественной работе. Выписка из приказа директо
ра ВОТГЕО к 65 летию Полётова Н.В.
«Выписка из Приказа от 18 марта 1986 года:
Н.В. Полётов работает во ВНИИ ВОДГЕО с 1958 года.
Работая в лабораториях водопроводных сетей и обору
дования, труб и подземных сооружений с 1958 года по 1967
год, Полётов Н.В. зарекомендовал себя как высококвали
фицированный специалист в области строительства и ре
конструкции водопроводных сетей.
Николай Васильевич Полётов является организатором от
дела патентной работы – подразделения института, способ
ствующего проведению научных исследований на высоком
техническом уровне. Со дня организации отдела, образован

28. 28
ного в 1967 году, при участии Николая Васильевича Полётова
было получено более 500 авторских свидетельств, подано око
ло 40 рациональных предложений, получено 4 патента, про
дано 2 лицензии. Сотрудниками института получено более 100
золотых, серебряных и бронзовых медалей ВДНХ.
Много лет Н.В. Полётов проработал ученым секретарем
научно технического совета института».
Вот, мои дети, внуки и правнуки, какой специалист был
ваш отец, дед и прадед!
Участник Великой Отечественной войны от начала ее
до конца.
Кроме того – охотник, рыболов и пчеловод.
В армию был призван по окончании автодорожного тех
никума в 1940 году. На востоке нашей страны овладел зна
ниями лётного дела. Умел управлять самолетом.
На запад попал в 1941 году. Возил снаряды в автоколонне
к фронту. Дошел до Берлина. Встретил там своего старшего
брата, Алексея Васильевича Полётова.
В 1949 году учился на 3 курсе Строительного института
имени Куйбышева.
В 1949 году женился на Вашей маме, бабушке и праба
бушке – Майе Андреевне Бочковой.
В семье у меня с тремя больными туберкулезом детьми
и с заболевшим туберкулезом мужем было очень слож
ное положение. Помогала мне главный врач Морозовской
больницы. Видела она, как я, учась в трехгодичной орди
натуре, искала себе подработку. И определила меня на
полставки на работу в приемное отделение этой Морозо
вской больницы.
И даже когда я закончила ординатуру и уже работала в
64 ой городской клинической больнице в детском корпусе,
она сумела госпитализировать моего мужа в туберкулезную
больницу «Высокие горы», где работал замечательный врач
фтизиатр, ставший впоследствии академиком, хирург Л.К.
Богуш, с женой которого я когда то работала в приемном
отделении Морозовской больницы.
Мужу сначала предлагали удалить сегменты легкого с

29. 29
каверной, но Л.К. Богуш сумел заменить эту операцию на
поддувание в межплевральное пространство.
Наших детей тоже определили. Старшую, Наташу, с ка
вернозным туберкулезом на станцию Яуза в Институт ту
беркулеза. Младшую, Татьяну, 6 лет, туда же в детское отде
ление ЦИТ МЗ СССР по поводу бронхоаденита слева в фазе
начальной кальцинации с выраженной туберкулезной ин
токсикацией. А среднюю дочь, Ольгу, с кавернозным тубер
кулезом в туберкулезный санаторий.
Я с ужасом вспоминаю эти годы, когда врачи уже не в
стационаре, а в районной поликлинике пытались (и очень
неловко) заниматься систематически годами поддуванием
в легкое, чтобы сжать эту каверну моему мужу. Как трудно
было ему учиться в аспирантуре с таким заболеванием. Как
он переживал за всех своих детей.
А у Наташи была ауто агрессивная форма туберкулеза,
не поддающаяся лечению. На третий день каждого нового
назначенного препарата она давала подъем температуры на
высокие цифры. А ведь сначала ставили диагноз ей, 18 лет
ней девушке, – птичий туберкулез. Это значит, что я могла
ее потерять … Более года она провела в этом институте.
Спасибо всем, кто нам помогал с госпитализацией, а осо
бенно спасибо сложившейся в то время системе здравоохра
нения и социального обеспечения, при которой при обнару
жении бациллы Коха, шла постановка на очередь на улучше
ние жилищных условий. И оказывалось бесплатное лечение!
Вот такое положение было у меня во время моей аттеста
ции и при проведении серьезной общественной работы.
По Божией милости дети и муж выздоровели. В дальней
шем дочери получили высшее образование, старшая закон
чила Историко архивный институт (специалист по исто
рии изделий из дерева), мать двоих сыновей; средняя – Тек
стильный институт (реставратор по костюмам), мать двоих
сыновей двойняшек; младшая – МГУ им. М.В. Ломоносо
ва, факультет психологии, мать 5 детей, двоих сыновей и
трех дочерей.

30. 30
ЦИТОХИМИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
Между прочим, знакомство с Б.С. Каплан тоже было
полезно в моей практике врача. Дело в том, что Белла Семе
новна занималась цитохимическими анализами.
Я заинтересовалась ими, попросила у нее литературу по
этим исследованиям. Закупила немудреную аппаратуру для
своей лаборатории, краски, а недостающими красками со
мной поделилась Бэла Семеновна.
Итак, я стала осваивать, работая в своей родной 64 ой
больнице, в детском корпусе, новую науку, которая мне
очень пригодилась для диагностики больных детей и даже
взрослых больных.
В наш детский корпус неожиданно партиями стали по
ступать новорождённые дети из роддомов вместе с их мате
рями. А в Москве был грипп.
Не всегда легко было поставить диагноз по клинике и по
анализам крови: грипп это или сепсис.
Если это сепсис – необходимо в лечение включать анти
биотики, а если это грипп – ни в коем случае. Помню, как в
старое время лечили пневмонии стрептомицином, сколько
детей становилось глухими. Ученые, чтобы спасти вовремя
от глухоты, изобретали антидоты против стрептомицина…
А цитохимические исследования (капля крови на стек
ле больного ребенка) могут сразу дифференцировать эти
заболевания!
В конце очень длинного коридора нашего детского кор
пуса я нашла маленькую комнату, оборудовала ее и назвала
«Цитохимическая лаборатория».
Рассказала нашим педиатрам, какие исследования мож
но назначать в исключительных случаях детям. А врачей
педиатров было много. Ведь на нашей базе работали ассис
тенты и студенты доктора В.А. Таболина.
На запросы этих врачей я стала выдавать ответы по цито
химическим исследованиям. Мне самой был интересен ре
зультат лечения новорождённых: к каким выводам пришли

31. 31
врачи педиатры после лечения этих больных детей, учи
тывая эти исследования, т.е. мои труды.
Узнав, что в Филатовской больнице пройдет конферен
ция с докладами наших педиатров, я без приглашения по
ехала туда.
Вывод услышала такой: исследования эти помогают в
постановке правильного диагноза больного ребенка. Но
никто в своих докладах не указал, кто же трудился и делал
эти анализы. Можно было бы и мне выступить и кое что
рассказать о своем начинании, но, конечно, если бы зара
нее меня предупредили, что именно об этом они будут рас
сказывать. Я не выступила, как то постеснялась, не набра
лась смелости, но продолжала заниматься этим нужным
делом для правильной постановки диагноза ребенку.
Я уверовала в эти исследования еще и потому, что в
моей семье произошел такой случай: мой муж как то стал
жаловаться на боли в желудке натощак и при приеме
пищи. Однажды он пошел гулять с нашей собакой. Толь
ко вышел, раздался звонок в дверь. Я открываю и вижу:
собака вбегает в квартиру, а мой дорогой Николай Васи
льевич лежит на площадке перед дверью квартиры: же
лудочное кровотечение.
Я срочно вызвала скорую помощь. Его положили в мою
64 ую клиническую больницу в хирургический корпус.
Заведующая отделением сообщила мне, что похоже на
рак желудка. Я вспомнила про свои цитохимические иссле
дования, про литературу, которую читала о них: там гово
рилось, что возможно с их помощью дифференцировать рак
и язву желудка.
Тут же взяла у него мазок крови из пальца. Побежала в
свою лабораторию и… Слава Богу! – не рак!...
Бегу в хирургический корпус на 7 й этаж, где уже делает
операцию моему мужу замечательный хирург УДН – Федор
Абрамович Брагин. А он сидит, уставший после операции,
и говорит: «Петя, принести лоток с желудком мужа Майи
Андреевны».
Петя приносит кусок вырезанной части желудка в лотке,
и что я вижу! На бархатистой поверхности внутренней час

32. 32
ти желудка, на слизистой его, величиной с пятикопеечную
монету, лишенные этой слизистой, торчат три склерозиро
ванные сосуда, из которых лила когда то кровь.
А Федор Абрамович говорит: «Вот! Докурился твой Ни
колай Васильевич до язвы желудка!»
И всё же я вдвойне была рада («и не рак» и мое исследова
ние по цитохимии подтвердило это). А главное, что операция
прошла хорошо, мой муж после лечения пошел на работу.
КАК ВАЖНО ВРАЧАМ КОНТРОЛИРОВАТЬ
СРЕДНИХ ЛАБОРАНТОВ
До сих пор меня иногда спрашивают, как и почему я мог
ла расстаться со своей родной 64 ой клинической больни
цей и перейти на работу в детскую психиатрическую боль
ницу № 6?
Но на самом деле я перешла в эту больницу, не уйдя окон
чательно из 64 ой. На полставки я ежедневно там продол
жала работать.
А случилось так, что меня послали на повышение квали
фикации в больницу имени Боткина, где изучались новые
клинические, биохимические и цитологические исследо
вания в лабораторной практике и службе.
Там у нас между врачами и лаборантами разных боль
ниц и поликлиник возникали на медицинские темы дис
куссии и даже споры. И вот однажды решили собрать кон
ференцию врачей лаборантов. Попросили на ней высту
пить и меня. Как ни странно, в связи с моим выступлени
ем меня поддержали не только педагоги биохимики, пе
дагоги клинические врачи лаборанты, но и практические
врачи лаборанты.
В огромной аудитории собрались врачи клинико гема
тологических и биохимических лабораторий. Я оказалась,
как один из докладчиков, в президиуме вместе со всеми пе
дагогами Боткинской больницы.
Какой же спор разгорелся между всеми присутствующими!
Трудно описать суть этих «баталий» для неспециалистов

33. 33
и даже для лаборантов не детских больниц и поликлиник.
А потому после этой конференции мне пришлось даже
для пущего убеждения врачей педиатров написать в жур
нал «Педиатрия» (1975 г., № 6) статью под заголовком «Кли
ническая оценка мочевого синдрома у детей».
Но попробую всё же рассказать здесь о том, какие ошиб
ки мы, работники клинических лабораторий, совершаем,
исследуя, к примеру, мочу больного ребенка.
Иные врачи лаборанты считали, что некоторые иссле
дования, проводимые в лабораториях, ничего не дают пе
диатрам в детских клиниках, поэтому они отрицают их зна
чение. Я же считаю, что врачи не следят за правильностью
их проведения. Многие педиатры просто не контролиру
ют, как собирается материал на исследование, поскольку
не контролируют работу средних лаборантов. Да, и не толь
ко в этом изъян. А как доставляется материал для исследо
вания в лаборатории крупных больниц санитарками из раз
ных отдельных корпусов, да еще в зимнее время!
Небольшой пример с одной детской поликлиникой. Некая
врач педиатр, боясь у внука пропустить пиелонефрит, часто
делала ему с раннего возраста не простой качественный анализ
мочи, а проводила это исследование по Каковскому Аддису,
точно подсчитывающее клеточный состав мочи за сутки.
Лаборант ее поликлиники за несколько лет сделала мно
го этих анализов. Я случайно оказалась в их лаборатории и
заметила, что средний лаборант, выписывая бланк, не от
метила ни белок, ни сахар, а в ответе дала только суточное
количество клеток.
На мой вопрос, а где остальные показатели суточной мочи
ребенка, она ответила, что бабушка педиатр только клеточ
ный состав всегда просила.
А когда средняя лаборантка, по моему распоряжению,
сделала анализ этой мочи на сахар, он оказался резко поло
жительным. Ребенок страдает врождённым диабетом! Но
все эти годы бабушка педиатр об этом не догадывалась.
Делая анализы по Каковскому Аддису только на клеточ
ный состав, важно в суточной моче также сделать и все ос