3. Задачи изучения неомифологизма в русской
литературе конца XIX-начала XX века
• 1) показать общеэстетические предпосылки
возникновения неомифологических
устремлений в символистской культуре;
• 2) выделить основные структурные принципы
построения неомифологических символистских
произведений;
• 3) выяснить, что русский символизм создаѐт
действительно неомифологические
произведения, а не только стилизации мифа и
фольклора или ориентированную на миф и
фольклор романтическую фантастику.
4. Два аспекта функционирования мифа в
поэтике русского символизма
• мифологический генезис тех или иных
образов произведения
• анализ «авторских мифов» - разнообразных
вариаций в мифологическом духе
5. Понятие неомифологизма
• Неомифологизм XX века – это культурный
феномен, сложно соотнесѐнный с
реалистическим наследием XIX столетия (не
случайна его связь, в первую очередь, с таким
основным для прозы этого века жанром, как
роман). Ориентация на архаическое сознание
непременно соединяется в неомифологических
текстах с проблематикой и структурой
социального романа, повести и т.д., а
зачастую – и с полемикой с ними. Именно такого
рода неомифологизм зарождается в России
первоначально в рамках символистского
направления
7. Панэстетизм
Панэстетизм – представление
о Красоте как о глубинной
сущности мира, его высшей
ценности и наиболее активной
преображающей силе бытия
8. • Высшим проявлением прекрасного (или, по
крайней мере, одним из высших)
оказывается, как правило, искусство.
Внутри же этого понятия выделяется миф
как наиболее яркое выражение сущностных
творческих начал мира и культуры
9. • Основа искусства, символ, именно из-за
своей многоликости, многосмысленности
более всего родственно строению мирового
универсума. Поэтому «высшее и
единственное назначение искусства – быть
познанием мира, вне рассудочных форм, вне
мышления по причинности» (Брюсов
«Ключи тайн»)
10. Жизнестроительная функция искусства
• Искусство творит новую
действительность, обладающую, после того как образ
создан, объективной реальностью. Эта третья
действительность, воплощающая идеалы
художника, не только совершеннее природной, но ещѐ и
наделяется символистами способностью
преодолевать, побеждать кошмары реального
бытия. «Грубая и бедная жизнь» претворяется в
«творимую легенду» не только в самом художественном
тексте, но и в действительности. Такое претворение для
символистов субъективистского и скептического
мироощущения (старшие) ограничивается
перестройкой личности художника (или художника и
читателя), для соловьѐвцев же (младшие) речь идѐт о
перестройке мира. Однако в обоих случаях важнейшей
оказывается преображающая сила искусства –
жизнестроение.
12. • Мифу приписывалась особая значимость: он был понят как
выражение исходных и основных черт
человеческой культуры, еѐ Первоначал и
Первоистоков; в этом смысле миф становился
универсальным ключом для разгадки глубинной сущности
всего происходящего в истории, современности и искусстве;
• В мифе наиболее легко вычленимы черты
дологического мышления (символизм, магическая
функция, ограничение мышления по причинности); именно
поэтому обращение к мифу казалось выходом из кризиса
познания; миф в этом аспекте противополагался
позднейшему искусству (прежде всего – натурализму) как
наиболее глубокий способ миропостижения и преображения
жизни;
• Миф для символистов 1900-х годов был воплощением
народного, коллективного сознания – эстетическим и
общественным идеалом, путѐм к преодолению
субъективизма.
14. Общая схема мифологического конфликта
Картина мира
представлялась как вечная
борьба Божественного
Космоса и Хаоса за Душу
Мира
15. Сюжетная структура мира-мифа (по Вл.
Соловьѐву)
• Теза – доприродное бытие, где существует лишь
Божество как всеединое, а мировой дух пребывает в
абсолютном единстве с Душой мира – это экспозиция
сюжета мирового развития
• Антитеза – сотворение материального мира –
Хаоса, в котором единство мироздания распадается на
множество отдельных элементов, всемирный организм
превращается в механическую совокупность атомов, а
Душа мира ниспадая в мир тварной
множественности, отторгается от божественного
всеединства и становится пленницей Хаоса – это ряд
коллизий мирового мифа
• Синтез небесного и земного, воплощение
божественной идеи в мире, слияние земной души
со светом неземным, поражение и претворение Хаоса –
кульминация и развязка сюжета
16. Особенности символистского
неомифологического текста
1. Гетерогенность образов и сюжетов – в
роли «шифра», раскрывающего значение
изображаемого, выступают всегда несколько
мифов одновременно; очень часто они входят
в разные мифологические системы; ещѐ чаще
на функции мифов и рядом с ними
выступают «вечные» произведения мировой
литературы, фольклорные тексты и т.д.; всѐ
это обеспечивает множественность значений
образов и ситуаций (З.Г. Минц)
17. Особенности символистского
неомифологического текста
2. Металитературность (и метакультурность) –
какова бы ни была тематика подобных
произведений, они так широко и осознанно
отсылают к предшествующей
мифологической, литературной и
культурной традиции, что всегда создают не
только ту или иную картину действительности, но и
ту или иную концепцию искусства и истории
искусства.
Символистский текст-миф – это, в
частности, литература о
литературе, поэтически осознанная игра
разнообразными традициями, прихотливое
варьирование заданных ими образов и
ассоциаций, создающее в итоге образ самой этой
традиции.
18. Гетерогенность образов и сюжетов
ГНОСТИЧЕСКИЙ ГИМН ДЕВЕ МАРИИ Майею в мире Рождается Будда.
В областях звездных
Славься, Мария! Над миром царит.
Хвалите, хвалите <…>
Крестныя тайны
Майа — Мария
Во тьме естества!
Майа, принявшая
Mula-Pracriti —
Бога на крест, Майа, зачавшая
Покровъ Божества. Вечер — Гермеса.
<…> С пламени вещих
Сверкающих звезд
Марево-Мара, Сорвана дня
Море безмерное. Ледяная завеса.
Amor-Maria —
Звезда над морями! Майа - Мария!
<…>
Морем овита, Мы в безднах погасли,
Из влаги рожденная — Мы путь совершили,
Мы в темныя ясли
Ты Афродита —
Бога сложили...
Звезда над морями.
Ave Maria!
Море — Mapия!
Петербург, 1907
19. Металитературность
Валерий Брюсов Укрыты сумрачным гранитом,
Вариации на тему Спиной к приподнятым копытам.
«Медного всадника» Как тесно руки двух слиты!
Над омрачѐнным Петроградом Вольнолюбивые мечты
Дышал ноябрь осенним хладом. Спешат признаньями меняться;
Дождь мелкий моросил. Туман Встаѐт в грядущем день, когда
Всѐ облекал в плащ затрапезный. Народы мира навсегда
Всѐ тот же медный великан, В одну семью соединятся.
Топча змею, скакал над бездной.
<…>
Там, у ограды, преклонѐн,
Громадой камня отенен,
Стоял он. Мыслей вихрь слепящий
Летел, взвивая ряд картин, –
Надежд, падений и годин.
Вот – вечер; тот же город спящий,
Здесь двое под одним плащом
Стоят, кропимые дождѐм,
