.

1. Паустовский в Юрмале
Илья Дименштейн / Ves.lv / Январь 2008 года
(www.pribalt.info)
…Я стою около белого двухэтажного домика. Он чуть возвышается в дюнах, за которыми
виднеется море, и издалека напоминает белый кораблик, плывущий по волнам. Совсем
рядом проходит железная дорога, проносятся машины по шоссе, а здесь царят покой,
тишина, уединение. Качаются на ветру сосны, волны накатываются на берег. Кажется, ты
один в целом мире..... В этом домике в Дубулты, на улице Гончарова, всякий раз,
приезжая на Рижское взморье, останавливался известный советский писатель Константин
Георгиевич Паустовский. Впервые Паустовский приехал в Латвию в январе 1955 года.
Стоя у окна вагона, он видел присыпанные снегом поля, одетые серебром кроны сосен.
Позже, вспоминая о первом ощущении при встрече с Латвией, Паустовский писал: «…при
первой встрече я понял, что прелесть латвийской зимы и заключается в этом, как бы
старинном, слегка потемневшем снеге, в этой серебряной мгле, в каком-то особенном
уюте зимы, когда навстречу трещат камины и возникают под шум огня детские сказки и
взрослые сны. С этим ощущением только что распустившейся сказки, с ожиданием
мимолетных встреч, задевающих сердце, я ехал из Риги на взморье».
Ощущения не обманули писателя. «Я живу в маленьком доме на дюнах, — пишет он. —
Все Рижское взморье в снегу. Он все время слетает с высоких сосен длинными прядями и
рассыпается в пыль… Дом стоит у самого моря. Чтобы увидеть море, нужно выйти за
калитку и немного пройти по протоптанной в снегу тропинке мимо заколоченной дачи. На
окнах этой дачи еще с лета остались занавески. Они шевелятся от слабого ветра. Должно
быть, ветер проникает сквозь незаметные щели в пустую дачу, но издали кажется, что кто-
то подымает занавеску и осторожно следит за тобой. Море не замерзло. Снег лежит до
самой кромки воды.
На нем видны следы зайцев… Иногда дикие гуси, прилетевшие в этом году слишком
рано, садятся на воду и кричат. Тревожный их крик далеко разносится по берегу, но не
вызывает отклика — в прибрежных лесах зимой почти нет птиц… Днем в доме, где я
живу, идет привычная жизнь. Трещат дрова в разноцветных кафельных печах, заглушенно
стучит пишущая машинка, молчаливая уборщица Лиля сидит в уютном холле и вяжет
кружево. Все обыкновенно и очень просто. Но вечером кромешная темнота окружает дом,
сосны придвигаются к нему вплотную, и когда выходишь из ярко освещенного холла
наружу, тебя охватывает ощущение полного одиночества с глазу на глаз с зимой, морем и
ночью…»
Дни, проведенные в Дубулты, стали для Паустовского своего рода «болдинской осенью».
«За полтора месяца сделал столько, что в Москве для этого понадобилось не меньше
восьми месяцев… Мною в Дубултах были написаны рассказ „Ночной дилижанс“ и две
статьи о Пришвине и Фридрихе Шиллере», — напишет он в книге отзывов Дома
творчества писателей.
Здесь же был создан итоговый труд Паустовского — книга «Золотая роза». Написана она
была, как он сам признавался, одним дыханием. Одна из новелл — «Надпись на валуне»
— посвящена латышским рыбакам. «… к западу, в сторону Вентспилса, за слоем мглы

2. есть маленький рыбачий поселок. Обыкновенный рыбачий поселок с сетями, сохнущими
на ветру, с низкими домами и низким дымом из труб, с черными моторками,
вытащенными на песок, и доверчивыми собаками с косматой шерстью. В поселке этом
сотни лет живут латышские рыбаки. Поколения сменяют друг друга. Светловолосые
девушки с застенчивыми глазами и певучим говором становятся обветренными
кряжистыми старухами, закутанными в тяжелые платки. Румяные юноши в щегольских
кепках превращаются в щетинистых стариков с невозмутимыми глазами. Но так же, как и
сотни лет назад, рыбаки уходят в море за салакой. И так же, как и сотни лет назад, не все
возвращаются обратно…»
В море около поселка лежит громадный валун. На нем высечено: «В память всех, кто
погиб и погибнет в море». Когда Паустовскому перевели надпись, она показалась ему
чем-то вроде эпитафии. Однако знакомый — латышский писатель — не согласился с
этим. «Это очень мужественная надпись, — объяснил он. — Она свидетельствует, что
люди никогда не сдадутся и, несмотря ни на что, будут делать свое дело. Я бы поставил
эту надпись эпиграфом к любой книге о человеческом труде и упорстве. Для меня эта
надпись звучит примерно так: «В память тех, кто одолевал и будет одолевать это море».
После первого приезда писатель еще не раз бывал на Рижском взморье. Но никогда летом
— зимой или ранней весной. Именно в это время работалось особенно хорошо. «Все в
Дубултах — тишина, легкое одиночество, пустынная Балтика, дюны, приморские сосны и
самый уют латвийской земли — очень помогают писать», — сообщает он в одном из
писем.
«Как мне не хватает Дубултов, разговоров с вами, снежного моря, лукавых глаз Гранина»,
— писал он литератору Миндлину, отдыхавшему с ним зимой 1957 года.
Паустовский изъездил много мест бывшей большой страны, но где бы он ни был, никогда
не забывал гостеприимной Латвии. «Если можно быть благодарным республике как
человеку, то эту благодарность к Латвии я все время ношу в сердце».