1. ДИВАН
ДЛЯ
АНТОНА
ВЛАДИМИРОВИЧА
ДОМОВА
АЛАН А.АРАМЕНКО
Странно, но хотя он был именно таким человеком, который никогда не может
разобраться ни в своих собственных желаниях, ни в совершаемых из-за них поступках,
кое-что он знал точно. Даже скорее не знал, а чувствовал всем своим существом. Словно
это было записано у него под черепом или же, выработанное сердцем, разносилось
красными кровяными тельцами по всему телу, ежесекундно напоминая. Это было то
единственное, чего он действительно хотел, единственное, ради чего мог совершить
невозможное, единственное, к чему стремился с того самого дня, как начал что-то
соображать…
И, казалось бы, его отрада представляла собой нечто совершенно банальное, нечто,
что, безусловно, нетрудно получить, особенно обладая таким характером, как у него. Но
даже несмотря на всю готовность и решительность в этом вопросе, он все равно не мог
исполнить безумное свое желание, которое маленьким угольком тлело в его мозгу,
разгораясь или чуть затихая, но никогда не исчезая совсем… И напоминая… напоминая…
напоминая о себе. Как ориентир, который – он никак не мог этого прежде понять! – вел
этого безнадежного лентяя через все, что ему все-таки обязательно предстояло пройти…
2. 1. ОТПИТЬ СИРОП ОДИНОКИХ БУДНЕЙ
Тоша вздрогнул и проснулся. Холодная дрожь, охватившая его мгновение назад,
растворилась, возвращая в реальность. Тюрьма сновидений, что способны свести с ума
любого, отступила на время, терпеливо и неумолимо дожидаясь следующего раза. Антон
тяжело выдохнул и закрыл глаза, собирая растрепанные иллюзиями мысли. Он уже давно
привык к кошмарам.
Через секунду Домов был в порядке, и лишь мокрые густые волосы напоминали о
прошедшем. Тоша запустил в них руку, словно стирая пот, и улыбнулся. Его разум творит
что-то небывалое с его телом. Никому иному это больше не под силу…
Он чуть подернул затекшей правой ногой и потянулся за стаканом яблочного сока
на табуретке. В нем плавала горемыка-муха. Антон глядел на маленькое полумертвое
создание и дивился бессмысленности ее жизни. Все же странно, как это похоже на его
собственное существование! Он ведь тоже все время выкарабкивается из бесконечного
водоворота, захлебываясь водами собственного бытия, безжалостно затягивающего его
внутрь. И столь же неудачно…
Что там, на дне? Отчего это так страшно ему узнать?
Домов запустил в стакан палец и вынул обессиленную гостью, положив на край
дивана. Может кто-то когда-нибудь спасет и его? Нет, это вряд ли… Ему никогда уже не
выбраться из пут, что оплели так крепко и надежно.
«Чертова жизнь смеется надо мной всю неделю! Нет, не так - она смеется надо
мной всю жизнь…»
Этот день отнюдь не войдет в топ-50 его самых лучших дней. Да и в сотню тоже не
войдет. Вообще, бывали ли у него хорошие дни? Скорее лишь бесконечная вереница
худших. Один серее другого… Считается ли тот, что не столь отвратителен, как другой, –
лучшим или просто не столь ужасным? Как вести градацию существованию не только
бессмысленному, но и противоестественному? Как описать палитру красок жизни,
состоящей из картин, недоступных другим людям?
Да-а-а… Черные глаза замерли на одной точке.
Вошедшая в комнату кошка томно поскребла о косяк когтями и, лениво
повернувшись к Антону, мяукнула, ну, типа, хватит, увалень, уже валяться! Мог бы и
пожрать что-нибудь сварганить!
- Отстань, надоедливое создание! – сказал Антон, повернувшись на другой бок.
- Мяу, - ответила кошка.
- Отстань, - повторил Антон, кинув в нее маленькую запыленную выцветшую
подушку – первое, что попалось под руку.
Кошка отпрыгнула и, обиженно махнув хвостом, вышла из комнаты.
- Мя-яу, - сказала она на прощанье.
Антон недовольно повернулся обратно. «Эта маленькая заноза не дает мне заснуть
уже вторую ночь!» Он вспомнил ее вечерние песни, посвященные привычному циклу, и
уныло улыбнулся. «Хотя… хоть у кого-то здесь есть какие-либо желания…»
Повалявшись на диване еще минут десять, Тоша, ощутив неудобство, раздраженно
вскочил с него и вышел на свой старый обшарпанный балкон, столь же пустой, как и его
душа. Занавеска, служившая преградой от насекомых, слетела с одного крючка, который
противно щелкнул, словно указывая на непредвиденную заботу о приведении все в
должный порядок. Антон проигнорировал его зов.
Он вяло рассматривал до боли знакомую улицу, залитую ярким солнечным светом,
какой бывает только в середине лета…
На горизонте показался силуэт. Это идет Машка с соседнего двора, и когда на улице
2
3. тепло, у нее всегда мокро под коленками, а когда с параллельной улицы по средам
начинает пахнуть свежими булочками, у нее почти незаметно быстро-быстро дергается
нос. Сейчас она пройдет под Антошкином балконом и весело скажет «здарово», а затем
завернет за угол, пройдет еще примерно шагов тридцать, вот и ее окна на втором этаже…
Во дворе сидят Дима и Толик. Они оживленно говорят о новой фантастической
книге. У Толи смешная челка, потому что Лена из соседней парикмахерской закончила
курсы только вчера, а он стригся неделю назад. Честно говоря, курсы ей не сильно
помогли… А Дима…
- Здарово, Антон!
- Привет, Машка, как экзамен?
- Возможно, будет даже четверка! – радостно ответила Машка и, подмигнув,
пошла дальше.
Да, Дима…
- Если все будет ок, я тебя приглашаю! – крикнула она, почти повернув за дом.
- Если все будет хорошо, меня никто не остановит! – грустно улыбнулся Тоха в
ответ.
Дима слишком любит крем-брюле и фантастические книги, чтобы обращать
внимание на Машку. Хотя она так элегантно поправляет волосы, когда рядом с ним!
Пресытившись чужой жизнью, Антон вернулся к дивану. Этот старенький
потрепанный временем и кошкой предмет мебели был для Антона не просто диваном. Это
был лучший друг, готовый выслушать в любое время суток и бережно «подставить плечо»,
«протянуть руку» и разрешить «поплакаться в жилетку». Этот темно-вишневый товарищ
единственный в мире знает все Антошкины тайны. Это на нем пролежни от Антоновой
пятой точки. И это он никогда ни на кого не жалуется.
Зазвонил телефон. Тр-р-р-р. Тр-р-р-р. Он таким спокойствием, как диван, отнюдь не
обладал. Антон ушел на кухню. Телефон его сейчас не интересовал. Громко грохнувшись
на табурет, Тоша положил голову на руки. На лицо свалились длинные темные волосы.
Они уже начинали мешать. Было бы все иначе – заглянул к Лене. Хотя, наверное, у него
даже лучше получится. Или – да ну их? Пусть растут дальше. Какая разница?
- Мяу, - на кухню зашла кошка.
Антон лениво подошел к холодильнику. Вынув из него сосиски двухнедельной
давности, он бросил кошке одну, стерев с нее ладонью лежалую сырость. Кошка
недоверчиво понюхала сосиску и снова мяукнула, недовольно уставившись на хозяина:
«Ты, может, эту гадость и можешь кушать… но меня мог бы и более пригодной пищей
накормить!»
- Да ну тебя… - ответил ей Антон. - Можешь и не есть.
Он положил сосиски обратно и поставил чайник. Пока тот отчаянно пытался
закипеть, Антон мучительно вспоминал вчерашний день. Голова раскалывалась и плечо
ныло. «Черт! В следующий раз буду умнее». Может быть, стоило принять
обезболивающее, но иди в аптеку слишком лень, а дома как обычно ничего нет. Домов
подвигал запястьем, затем локтем, а потом и всей рукой. Боль послушно отдавалась всеми
нервными окончаниями. Но он все равно снова и снова напрягал усталые мышцы, словно
наслаждаясь своими муками. Эти ощущения пробуждали и бодрили, заставляли
чувствовать себя живим, что уже немало…
Кошка улеглась на пол и стала пристально следить за хозяином, положив голову на
хвост. В ее огромных желто-зеленых глазах отражался человек, измотанный так любимой
им ленью и вопросами, на которые не знал ответы.
Чайник засвистел. Кипяток, чуть шипя, быстро заполнил большую чашку, открывая
и вознося томный запах кофе. Растворимый. Не потому, что нравится, – оттого, что так
проще… Коричневые капли расплескавшегося напитка хаотичным узором улеглись на
гладкую поверхность старенького стола, итак заляпанную всем, чем только можно было. И
о них тоже, разумеется, благополучно забыли, поэтому им оставалось лишь не спеша
4. испаряться, присоединяясь к общей картине неряшливого экспрессионизма.
Кошка встала и потянулась.
- Я знаю, - почему-то сказал Антон в пустоту.
Кошка не обратила внимания и свернулась в клубочек на соседнем табурете. Антон
нежно погладил ее шерстку и отправился обратно к дивану.
«Привет!» – сказал невидимка в тишине комнаты тихо и безжизненно.
Антон ровным счетом никак не отреагировал на это.
«Я – твое сознание, больного разума голос…»
Домов просто глядел в потолок.
«Одиночество сносит крышу, и я здесь для того, чтобы дать тебе кого-то, с кем
можно было бы поговорить…»
Занавеска, вздымаемая редкими порывами ветра, стучала соскочившим крючком о
стенку.
«Я сущность твоего бытия, единственное, что осталось у тебя от прошлого…»
Размеренно тикали настенные часы...
«Я ложь, позволяющая тебе существовать…»
Тоша потянулся и улыбнулся своей искореженной муками улыбкой.
- Да, Домов, - прошептал он с измученным воодушевлением. – Ты просто псих!
Летнее солнце, которое бывает в этом городе только в июле, спокойно освещало
скромную комнату с бесцветными, будто моль, обоями…
2. МОЕ ЛЮБИМОЕ ТОМНОЕ СЧАСТЬЕ
Антон проснулся около трех часов ночи. С открытого балкона доносились
стрекотание кузнечиков, гудение припарадного фонаря и пьяные толки дворовых
алкоголиков. Кошка торжествующе лежала на подушке. Антон лежал рядом.
Голова по-прежнему не прошла и напоминала жестяное ведро, в котором резвились
крысы, скребясь о его стенки своими острыми когтями. Тоша накинул на нее одеяло и
постарался сосредоточиться. Не помогло. Свет фонаря создавал на стене причудливые
образы. Антон рассматривал их сквозь легкое летнее одеяло. Образы были похожи на его
жизнь. Странные, одинокие и ужасные…
Так и не сумев заснуть, Антон встал с дивана. Фонарь погас. Послышалась ругань
алкоголиков. Тоша вышел на балкон. Фонарь вновь загорелся. Алкоголики поблагодарили
Бога, матерей и власть. Антон улыбнулся. Тихо, чтобы не разбудить кошку, он прошел в
другую комнату и надел штаны. Опять зазвонил телефон. Антон чертыхнулся и поднял
трубку.
- Что? - тихо спросил он.
Из трубки донесся женский голос.
- Сейчас ночь, - сказал Антон. - Совсем не та ночь, в которую я работаю. В эту
ночь я сплю, - добавил он и выдернул шнур из розетки.
Он вернулся в комнату и надел рубашку. Нашел почти пустую пачку сигарет,
кошелек и вышел из квартиры. Кошка проводила его понимающим взглядом.
- Спи, - сказал он ей.
Спустившись на улицу, Тоша попал в поле зрения пьяных полуночников.
- Антон! – радостно приветствовали они его. - Иди к нам, друг. Это же Антон!
Тот подошел.
- Что тут у вас, дядя Коля? – тихо спросил он.
- Что как не святая водичка? А, хе-хе, - засмеялся старик, раскашлявшись. - Кхе,
кхе, кхе. Будешь? Кхе.
4
5. - Ты же знаешь… эту гадость я не пью, - сказал Антон.
- Да, да, - улыбнулся алкоголик Коля. - Ты пьешь другую гадость! Хе-хе…
- Мхх.
- Снова идешь прогуляться? – загадочно спросил старик. - Снова не спится?
- Да… - ответил Антон и, козырнув, зашагал в темноту аллеи.
Он прошел четыре квартала и свернул налево, за универмагом. Не зная, куда идет,
Тоша шагал туда, куда несли его ноги. А они, как всегда, несли его к местному бару. Он не
сопротивлялся.
В баре как обычно было человек десять. Антона всегда удивляло, почему каждый
раз заглядывая сюда, он находил тут примерно десять представителей рода людского.
Иногда ему казалось, что они вообще не покидают «Жемчужину края».
Антон подошел к стойке и заказал себе пива. Оно оказалось таким же, как в среду и
как всегда, слишком горьким и приторным. Хотя бармен Толька обещал, что на выходных
привезут отличное новое питье из столицы.
Антон сидел на стуле, обдумывая свою жизненную ситуацию. Она, совершенно
туманная и непонятная, не сулила ничего хорошего и прекрасного. Сегодня Антон послал
босса. Но волновала его не временная работа, а только то, что, обидевшись, Наталья
Осиповна могла скрыть кое-какие сведения, так нужные Домову. А это значит только одно
– ему самому придется все раскапывать, а как это сделать, он не знал.
Пока мысленно Антон продумывал всю эту ерунду, пиво закончилось. И он заказал
себе виски. Они, впрочем, были такими же плохими, как и пиво.
«Это уже четвертое убийство в этом городе за месяц! – доносилось из включенного
телевизора на стойке. Очень миленькая журналистка была как будто действительно
взволнована, хорошо их там обучают! – Официальных версий пока не выдвинуто, но
власти не сомневаются, что это дело рук местных авторитетов. Как уже говорилось
прежде…»
- Какой неспокойный городок! – усмехнулся Тоша.
- А у нас, ты слышал? – подхватил Толик, протиравший стаканы неподалеку. –
Тоже, говорят, вчера кого-то порешили!
Домов покачал головой.
- Как будто шишку из «О-Би-Пи» или, может, из «Транс-Корес». Причем не
одного! Человек семь охраны было, и всех подчистую! Но нигде не сообщалось. В
новостях, я имею в виду.
- Откуда тогда у тебя такие сведения?
- Ну… - Толик замялся. – Люди болтают… а ко мне, ты знаешь, вся информация
как раз и стекается.
- Больше слушай. Твоя шваль и не такое расска-а-а-жет, - зевнул Антон, его лицо
приняло скучающий вид, как всегда, когда кто-то вокруг начинал делиться
«шокирующими» местными сплетнями.
- Это да, но здесь и приличные люди бывают! – оскорбился бармен.
- Да ну.
- Ну вот ты, например! – Толик улыбнулся – как против такого аргумента
попрешь?
- И с чего это ты так решил?! – хмыкнул Тоша, прищурив свои черные
пронзительные глаза.
- Да брось! – отмахнулся парень.
Домов ему и правда нравился, хоть иногда и пугал отчего-то. И дело было вовсе не
в том, что тот никогда не скупился на чаевые, и даже не в том, что он ни разу не
возмутился ни обслуживанием, ни задержками, ни качеством предложенного. А в том, что
этот не такой уж и редкий посетитель «Жемчужины» всегда излучал удивительное
спокойствие, скорее даже пофигизм, но пофигизм философский какой-то. И заражал им
Толика, постоянно находившегося в зоне повышенной опасности – разборки в баре редкое
6. ли дело?! Правда, рядом с ним невыносимо тянуло курить, так, что не устоять, хотя в
другое время он прекрасно боролся с этой привычкой, которую уже давно обещался
бросить. Но это было хоть и странным, но маленьким недостатком.
Антон опрокинул в себя остатки виски.
- Все-таки что там у них в «О-Би-Пи» за делишки, а? – спросил неугомонный
бармен после пары секунд перерыва.
- Не твоего ума дело, - пожал плечами тот, знаком прося добавки. – Ты
наливаешь? Вот и наливай.
- И то верно, - улыбнулся Толик, хватая бутылку, в которой зазывающе
плескалась жидкость чайного цвета.
- Умница.
Тоша медленно потягивал спиртное, согнувшись над столом, окутанный сизым
дымом от сигарет. Скоро его потянуло ко сну. Голова постепенно опустилась на стол…
- Эй, ты, засранец, - услышал он голос, доносящийся из-за спины. - Нам
абсолютно не нравится твоя рожа!
- Прошу прощенья, - сказал Антон, не поднимая головы.
- Ничего, - язвительно ответил голос. - Я думаю, что твой кошелек все исправит.
Закажи-ка нам выпить.
- Я угощаю только друзей и девушек, - спокойно сказал Домов. - Ты же
понимаешь…твоя физиономия совершенно не напоминает мне прелестное
создание.
- Ах ты, урод! – крикнул голос. - А что тебе напоминает мой кулак?
Огромный пузатый мужик зло замахнулся на Антона. Но тот, не оборачиваясь,
отклонился чуть в сторону и кулак со всей силы влетел в барную стойку.
- А-а-а, - заорал мужик, схватившись за ушибленную руку. - Я тебя, свинья…
Леха!
Тут подскочил такой же здоровый Леха и попытался схватить Антона за шею,
но Антон сделал с ним то же самое, только первый. И Лешина голова мгновенно
«упала» на стойку, после чего тот уже не рыпался.
- Задолбали, блин! – возмущенно крикнул Толик, вылезая из-под стойки и
закатывая рукава, чтобы помочь Тохе.
- Не лезь! – рявкнул тот. Нельзя было не послушаться.
К этому моменту ушибленный уже отошел от шока и попытался показать
Антону, где раки зимуют, но, получив в свою очередь по распрекрасному носу-
картошке, отказался от этой затеи и только ошарашенно глядел на Домова.
- Ненавижу, когда пузатые пьяницы начинают приставать ко мне и
напрашиваться на чашечку кофе… - спокойно сказал Антон и, расплатившись,
вышел.
Толик проводил его осуждающе-понимающим взглядом. В «Жемчужине» такие
разборки были делом привычным. Надравшись паленого алкоголя, посетители частенько
развлекались тем, что мутузили друг друга от нечего делать, что, впрочем, не мешало им
назавтра вновь вместе квасить в этом же баре, хлопая соседей по плечам и объявляя всех
собравшихся лучшими друзьями.
Тоша медленно направился домой, зная, что они, люди, все равно не успокоятся.
- Все как всегда… Хочу покоя, - сказал Антон в пустоту.
Тишина ночного города отзывалась привычным стрекотанием кузнечиков.
Одинокие улицы замерли в душном жарком пространстве, едва-едва смягчающимся
ночью, когда небосвод наконец-то скрывал почти бесцветное, но яркое солнце.
Домов слушал звук своих шагов, и ему казалось, что это не он создает их, а кто-то
неотступно следует за ним. Кто-то невидимый, но реальный. Кто-то столь же жуткий, как
и он сам.
- Мои призраки нагоняют меня, - произнес его низкий голос, и порыв ветра
6
