1. РАСН Инфраструктура науки
БОРКИН Лев Яковлевич Председатель Правления СПб Союза ученых,
член Президиума и Пленума Российской ассоциации содействия науке
Научные коллекции и собрания как центры
коллективного пользования регионального,
национального и международного значения
Мы все привыкли, что под центрами коллективного пользования имеется ввиду
какие-то уникальные установки: ТАКОМАК или еще что-то такое крупное, приборы
особые и так далее. Я сам по образованию биолог, чтобы было ясно, работаю в Академии
наук. И может показаться, что я слишком средне толкую это понятие, которое имеет
четкую формулировку. Но мне было очень приятно, у нас всех тут доклад,
подготовленный независимо от нас Департаментом развития приоритетных направлений и
технологий. Здесь есть специальное направление деятельности, которое мы отметили как
уникальное приоритетное направление. Я, не зная этого, попал в формальную,
бюрократическую точку зрения. Вообще, наша наука в России началась, между прочим…
Почему у меня слово «коллекция», а не «собрание»? Под словом «коллекция» в русском
языке больше имеются в виду какие-то вещи: растения, этнографические объекты.
Собрания - это больше какие-то документы... Хотя, на самом деле, это синонимы,
конечно.
Российская наука началась именно с собраний и коллекций. Я напомню вам, что
наша наука берет начало с двух институций. Это кунсткамера – собрание вещей Петра I,
его библиотека. Академия наук фактически появилась как учреждение, которое должно
было обеспечить развитие бывшей царской коллекции. Библиотека Академии наук,
которая сейчас существует, она возникла даже раньше самой Академии наук юридически.
Так что поэтому, если вся русская литература вышла из «Шинели» Гоголя, как известно,
то мы с вами все вышли из кунсткамеры и являемся потомками этого детища Петра I и
этих собраний и коллекций. Это исторически все было понятно.
Естественно, что коллекции собраний они могут быть все разными, они могут быть
местного значения, регионального, национального. Но, что еще более важно, многие
сейчас не понимают этого, у нас уникальные коллекции мирового значения, их очень
много, но об этом мало кто думает. Такая классификация, которую сейчас используют,
она немножко условная. Я приведу такой тематики пример. Под Петербургом есть
маленький музей, это музей-усадьба довольного известного художника Николая
Константиновича Рериха. У нас в Москве достаточно большой центр находится на
Волхонке, уникальный. Это дворянская усадьба 18 века. Там был основан музей *, но он
имеет очень широкое международное значение. Когда министр иностранных дел Индии
приезжает в Петербург, то посещение этого музея входит всегда в дипломатическую
программу. Часто приезжают дипломаты из корпуса, аккредитованного в Санкт-
Петербурге. Хотя, казалось бы, маленький областной музей. Он очень хорошо известен в
Индии.
Я однажды привел туда своего знакомого бизнесмена, он так посмотрел и я
спросил: «Ну как впечатление»? Он говорит: «Бедновато жил Николай Константинович
Рерих по нашим понятиям». Тем не менее, великий человек был. Я хочу сказать, что эти
деления на ведомства, они довольно условные. Мы все, конечно, знаем такие выдающиеся
собрания в области искусств, как Третьяковская галерея, музей Пушкина, Эрмитаж в
Санкт-Петербурге. Есть симпатичные маленькие музеи. В Москве есть очень хорошие
музеи, которые москвичи сейчас не посещают. Музей Тропинина. Удивительно!
Маленький музей.
Почему я говорю про музеи? Потому что вы все понимаете. Все крупные
организации, такие музеи, они все имеют научные отделы. Это очень важно для людей,
1

2. РАСН Инфраструктура науки
которые работают в области технических и естественных наук. Мы часто не думаем о
гуманитарных науках. Мы должны понимать, что эта градация от местного до мирового -
она немножко условная, и бывает, что маленькая черточка она имеет очень крупное
значение. Такая формально, бюрократически она внедряется. Когда была создана
Академия наук, которая курировала Кунсткамеру, то могу сказать, что Кунсткамеру
поделили на музеи, которые сейчас стали ведущими музеями мирового типа. Так
получилось, что они все находятся в Санкт-Петербурге, поскольку это была столица
империи. Поэтому специалисты по истории * определяют такой имперский период
развития науки. Это имперские учреждения. Это характерно для всех людей, не только
для России.
Приведу пример. Ботанический институт. Мало кто знает, что он входит в пятерку
крупнейших ботанических институтов мира. Зоологический институт тоже находится в
Санкт-Петербурге, он входит в десятку крупнейших музеев мира. Так называемый
Азиатский музей, сейчас называется институт Восточной рукописи. Там уникальные
собрания, чтобы вам было понятно, тибетские рукописи и китайцы время от времени и в
советское время требовали, чтобы мы им вернули все это. Ответ был очень
дипломатичный. Мне очень нравился ответ, который давали в советское время, что мы
понимаем, что это наследие всего человечества и китайцев тоже, но оно у нас здесь они
находится в лучшей сохранности. Был такой дипломатический ответ.
Музей антропологии и этнографии, который Кунсткамерой называется. Такой
научный, главный институт находится в Москве, он больше занимается современными
делами, в том числе, связанными с полиическими *. А такие классические исследования
находится в Санкт-Петербурге. Эти все музеи - они имеют все колоссальное звучание, они
широко известны во всем мире и, конечно, это сугубо научные учреждения. Каждое из
них является практически, если хотите, центром коллективного пользования.
Могу сказать, что в них работают не только сотрудники свои и не только из России
или бывшего Советского Союза, но этими коллекциями пользуются ученые всего мира.
Они очень хорошо известны. Это такой очень сильный козырь в нашей политике
повышения политики престижа страны.
Библиотеки. У нас уникальные библиотеки есть. В Москве есть библиотека
естественных наук, одна из лучших по естественным наукам. Я когда был экспертом
Государственной Думы в старое время, когда бюджеты просматривал, то она имела
лучший бюджет среди всех библиотек страны. Библиотека Академии Наук, которая № 1
считается, она шла третьей по финансированию. Публичная библиотека в Москве, бывшая
им. Ленина, здесь даже говорить нечего. В Петербурге есть библиотека Академии Наук, в
Новосибирске хорошая библиотека академическая. Это все в прошлом.
По моим впечатлениям, я буду говорить о Петербургских библиотеках, которые
являются публичными. Я думаю, что мы сейчас не получаем 50% тех научных журналов,
которые нужны для работы. Я думаю, что моя оценка занижена. Это просто сейчас
полный крах. В этом году произошло такое решение страшное, что сократили
финансирование даже на российские журналы, и даже журналы Академии наук теперь
институты не могут выписывать. Это безобразие, когда в научном институте нет
журналов Российской Академии наук. А про иностранные там забыли просто. Это имеет
эффект последействия. Например, Социологический институт эти журналы использовал
для обмена. В библиотечной практике есть такой обмен, если выражаться таким языком
«баш на баш», это нам очень выгодно. Высылается комплект наших журналов, в ответ
получается комплект тех журналов. Если учесть, что цены в долларах несопоставимы, то
это очень выгодно библиотекам.
Например, Зоологический институт 50% литературы получал таким образом.
Теперь это невозможно, поскольку нет этого. Но дело даже не в этом. Если у нас не будет
хорошей, современной библиотеки, то я не знаю, как можно проводить научные
исследования. Я думаю, что было бы очень не плохо, если бы наше сегодняшнее высокое
2

3. РАСН Инфраструктура науки
собрание, авторитетное обратило бы внимание на то, что это часть инфраструктуры. И мы
должны всегда об этом четко думать, и инфраструктура этого типа - библиотеки - не
должно финансироваться исходя из того, что потом останется после всего. Это основа для
любых исследований.
И, на мой взгляд, надо четко ставить вопрос, чтобы такие фундаментальные
библиотеки были не только в Москве и в Санкт-Петербурге, я считаю, что было бы
важным, чтобы такая библиотека была в каждом федеральном округе. У нас их, по-моему,
7 федеральных округов. Это, конечно, должна быть Москва - тут никто не спорит, она и
есть, Санкт-Петербург. Но я думаю, что должны быть фундаментальные мощные
библиотеки во Владивостоке, Новосибирске. Там есть одна, но надо усиливать. В Нижнем
Новгороде, Ростове-на-Дону, Екатеринбурге. Тогда это будет более-менее регионально
представлено. Чтобы было понятно, все эти центры коллективного пользования, музеи-
библиотеки, обладают огромными ценностями. Я думаю, что если это перечислять на
деньги, да еще по нынешним ценам, то это будут космические цены. Приведу только
пример. Когда Петр I покупал коллекцию некого голландского натуралиста Себы - это
1730-50-ые годы примерно, середина 18 века, - то тогда на аукцион выставлялись книжки,
где были описания коллекции. Сейчас эти 4 тома в 2001 году на аукционе стоили 517
тысяч долларов. Только в Петербурге есть комплект, я знаю. Адреса называть не буду на
всякий случай. В Москве тоже есть. Это всего одна из книг.
И самое удивительное, что обладая фантастическими ценностями, обладая
высокообразованными экспертами… Чтобы обрабатывать восточную литературу, надо,
как минимум, языки знать восточные. Это люди, которые имеют очень высокое
образование. Соответственно, весь этот персонал, преимущественно это женщины, очень
низко оплачиваемый. Даже слов нет, как мало люди получают. В то же время, эта работа,
которая, с одной стороны, требует высокой квалификации, с другой стороны, она на
поточном режиме стоит, как на заводе. Обработка поступлений, она должна идти, как
технология просто. То есть здесь у нас, на мой взгляд, катастрофическая ситуация.
Дальше я хочу коснуться как биолог естественно-научной коллекции. Я просто
перечислю. Зоологическая коллекция, я рассказывал про музей зоологический. В Москве
зоологический музей в Московском университете замечательный. Ботаническая
коллекция - это оранжерея. Вавиловская коллекция знаменитая. Вы, наверное, не знаете: в
90-ые годы, она чуть не погибла. Если бы не помощь Соединенных Штатов, которые
частично помогли частным образом, то я не знаю, что бы было. Это же позор для страны.
В блокаду коллекция выжила. Люди умирали, но не предали этого. Было высокое чувство
ответственности. Я понимаю, что сейчас происходит смена поколений, и где-то
происходят измерения денежные, но все-таки мы должны об этом говорить. Эта
коллекция, на которой сейчас держатся многие программы Организации Объединенных
Наций в виде программ ФАО по продовольствию. Потому что некоторые региональные
сорта **. Чтобы потом эту ошибку можно было выяснить и потом дать этим людям
соответствующее местные сорта. Это очень важно с точки зрения науки.
Но есть еще другая вещь, помимо того, что это имеет такое сугубо проходное и
научное значение. Ценность этой коллекции увеличиваются с каждым десятилетием.
Ценность, я имел в виду, как научную, так и рыночную. Приведу пример. Благодаря
развитию новых технологий, - Юрий Викторович это хорошо знает, он у нас
основоположник этих новых направлений, сейчас мы к этому привыкли, он один из
первых это поставил у нас в академии, в Медицинской Академии, в нашей Академии в
стране. Сейчас появились новые технологии с молекулярной *, и эти коллекции получают
особую ценность, потому что можно взять какой-нибудь волосок от какого-нибудь чучела,
который Петр I купил, и с ним производить всякие операции молекулярные. Мы можем
делать такие важные вещи, как, например, оценивать темпы эволюции, темп эволюции
генов. Сейчас японцы и в Америке калифорнийцы создали такую идею, чтобы как-то
воссоздать мамонта.
3

4. РАСН Инфраструктура науки
Велихов. Общество находится сейчас на ступени е-морали, анализа нового мозга.
Боркин. Нет, я веду речь о клонировании. Мы сейчас не обсуждаем научные
проблемы. Можно сказать, что это колоссальное воздействие для новых прорывных
технологий, и мы можем вытаскивать старые гены, которые могут сейчас работать.
Отсюда колоссальный выход на медицину, проблемы клонирования, ботаника – это
вообще медицина сплошная. Сейчас на Западе это тоже понимают.
Другая важная вещь. Появились новые типы коллекций, которые у нас почти не
развиты, здесь я тоже хочу сослаться на авторитет Рэма Викторовича. Коллекция
культуры ткани и клеток - это принципиально важно сейчас. Что говорить про
клонирование, если мы не можем фабрики делать? Сейчас есть колоссальные технологии
в таких печальных случаях, когда люди ожоги получают. Сейчас мы можем эти ткани
выращивать. Это уже генная вещь, вы понимаете. Мы можем эти клетки человека вывести
и потом клетчатку из них сделать, но это все надо доделать.
Сейчас появилась новая тенденция на Западе. Сейчас многие страны закрывают
свои ресурсы, природные ресурсы. Чтобы поехать за границу и собрать материал - это
очень бюрократическая процедура, и охраняется государством во многих странах,
особенно в развивающихся. Они понимают, что это ценность.
В Западной Европе, особенно США, создали новые программы по сохранению
природных ресурсов, генные банки в виде проб тканей организмов, которые охраняются.
Производится массовый сбор материала, - я как биолог это знаю, - который со всего мира
собирается. В частности, американцы хорошо обработали нашу бывшую среднюю Азию,
и они обойдут потом все эти национальные запреты, у них уже эти банки генетические
будут. У нас даже никто не думает об этом. Самые шустрые уходят туда, потом мы ничего
не сможем сделать, у нас нет такой программы. Хотя на Западе это уже лет 10 ведется.
Геологические коллекции, ну, нельзя сделать по геологии, гелогоразведке – здесь
нет коллекций* ( * есть в музеях Ферсмана и Вернадского в Москве. Прим.ред).
Кстати, одна коллекция Ленинградского университета сюда занесена в список
уникальных, хотя это небольшая коллекция, на самом деле. Этнографические коллекции и
так далее. Нельзя говорить о каких-то традициях в стране и понимании друг друга, если
мы не знаем, как устроен быт людей других национальностей, это дело не демонстрируют
молодежи.
Я не хочу дальше углублять эти вещи, я хочу сказать, что если мы посмотрим, что
делается в США в ситуации, которую мы хорошо знаем, то там сеть мощная система
музеев и научных учреждений, которые имеют приставку national - национальный. Вы все
знаете национальный музей аэронавтики. У них есть национальный музей по
естественной истории. Слово national означает, что эти учреждения финансируются из
федерального бюджета.
У них есть еще другие не менее богатые научно-исследовательские учреждения,
которые имеют приставку american. Аmerican - как правило в Нью-Йорке находится. Это
такие же учреждения, которые финансируются за счет крупных благотворительных
фондов, как правило, крупные компании. Кстати, эти музеи бесплатны в США.
Метрополитен, кстати, тоже. И этому уделяется очень большое значение.
Последний момент, который я бы хотел вам озвучить - это архивы. Архивы в самом
широком смысле этого слова. Не может развиваться наука не только гуманитарная, но и
другая, если у нас архивы не буду приведены в божий вид. Если не будет введена
ведомственная их принадлежность *. Иначе говоря, у нас ситуация с научной
инфраструктурой в этой области, в области собрания коллекций. С одной стороны мы
можем гордиться тем, что у нас коллекции мирового уровня и имеют мировое значение,
это всеми признано. С другой стороны, они находятся в очень плохом состоянии, и на
4

5. РАСН Инфраструктура науки
них нет специального, достойного финансирования, какое есть в странах Западной
Европы, в Китае, в Японии и Северной Америке. И в то же время, на них не обращают
необходимого внимания, хотя - это очень важнейшая и неотъемлемая часть науки.
А в чем смысл еще, помимо науки? Я обращаю ваше внимание и на этом
заканчиваю выступление. Эти коллекции имеют значение по следующим параметрам. Это
не только научные коллекции, в чем мы как ученые заинтересованы, но это часть
национальной культуры, это очень важно. Часть культуры. Это часть образовательного
комплекса. Зоологический институт и Ботанический используется для чтения лекций
студентам и школьникам. И потом эти дети идут в науку. Это часть исследовательской
работы. И самое главное, я считаю, хоть я и ученый - то, что эта инфраструктура, она
формирует национальное самосознание граждан России. Это колоссальный политический
багаж. Если мы будем так же халатно относиться ко всем этим коллекциям, то мы рискуем
потерять оформленное должным образом оформленное национальное собрание в нашем
национальном парке.
Велихов. Вы совершенно обошли вопрос о том, что есть программа которую ведет
Борис Георгиевич Салтыков, о преобразовании политехнического музея. Это же огромная
программа с Московским университетом.
Боркин. Мы встречались с Салтыковым - я хорошо лично с ним знаком. Просто я
не стал говорить о конкретных примерах.
Боркин. Евгений Павлович, насчет туризма и посетителей. Конечно, музеи, даже
сейчас музеи Академии наук стали платными. Раньше никогда этого не было, все были
бесплатными. Но эти деньги не попадают в учреждения, они уходят. И потом, ваш пример
замечательный. Я, конечно, упустил, что есть замечательные технические музеи. Но я
хочу еще одну фразу бросить - что есть музеи, которые имеют военное значение. Сейчас
они уже открыты. Это знаменитая коллекция ВЕКТОР . Кстати, она была закрыта, это
уникальная коллекция, которая имеет значение в плане генетико-биологических
исследований т.д. Такие коллекции организмов есть только в медицинских коллекциях.
Это довольно дорогое удовольствие, но их надо поддерживать. Мы не можем, чтобы они
контролировались извне.
Конечно, во всех этих музеях работают энтузиасты. Но один человек, который
увлекается балетом, сказал мне однажды, когда я тоже сказал про энтузиазм, что «Лев
Яковлевич, может быть, вы энтузиаст, но на цыпочках энтузиазма долго вы не простоите».
Необходимо финансирование.
Велихов. Это точно.
5

6. РАСН Инфраструктура науки
них нет специального, достойного финансирования, какое есть в странах Западной
Европы, в Китае, в Японии и Северной Америке. И в то же время, на них не обращают
необходимого внимания, хотя - это очень важнейшая и неотъемлемая часть науки.
А в чем смысл еще, помимо науки? Я обращаю ваше внимание и на этом
заканчиваю выступление. Эти коллекции имеют значение по следующим параметрам. Это
не только научные коллекции, в чем мы как ученые заинтересованы, но это часть
национальной культуры, это очень важно. Часть культуры. Это часть образовательного
комплекса. Зоологический институт и Ботанический используется для чтения лекций
студентам и школьникам. И потом эти дети идут в науку. Это часть исследовательской
работы. И самое главное, я считаю, хоть я и ученый - то, что эта инфраструктура, она
формирует национальное самосознание граждан России. Это колоссальный политический
багаж. Если мы будем так же халатно относиться ко всем этим коллекциям, то мы рискуем
потерять оформленное должным образом оформленное национальное собрание в нашем
национальном парке.
Велихов. Вы совершенно обошли вопрос о том, что есть программа которую ведет
Борис Георгиевич Салтыков, о преобразовании политехнического музея. Это же огромная
программа с Московским университетом.
Боркин. Мы встречались с Салтыковым - я хорошо лично с ним знаком. Просто я
не стал говорить о конкретных примерах.
Боркин. Евгений Павлович, насчет туризма и посетителей. Конечно, музеи, даже
сейчас музеи Академии наук стали платными. Раньше никогда этого не было, все были
бесплатными. Но эти деньги не попадают в учреждения, они уходят. И потом, ваш пример
замечательный. Я, конечно, упустил, что есть замечательные технические музеи. Но я
хочу еще одну фразу бросить - что есть музеи, которые имеют военное значение. Сейчас
они уже открыты. Это знаменитая коллекция ВЕКТОР . Кстати, она была закрыта, это
уникальная коллекция, которая имеет значение в плане генетико-биологических
исследований т.д. Такие коллекции организмов есть только в медицинских коллекциях.
Это довольно дорогое удовольствие, но их надо поддерживать. Мы не можем, чтобы они
контролировались извне.
Конечно, во всех этих музеях работают энтузиасты. Но один человек, который
увлекается балетом, сказал мне однажды, когда я тоже сказал про энтузиазм, что «Лев
Яковлевич, может быть, вы энтузиаст, но на цыпочках энтузиазма долго вы не простоите».
Необходимо финансирование.
Велихов. Это точно.
5