Великая война

1. Вооруженные силы Российской Империи в исполнении
общесоюзных задач и обязанностей во время войны 1914-17 г.
В священную память ВЕРХОВНОГО ВОЖДЯ Poсcийских вооруженных сил ГОСУДАРЯ
ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ II и русских воинов зa Веру, Царя и Отечество на полях брани и на
морях жизнъ свою отдавших и кровь проливших
I. НАЧАЛО ВОЙНЫ.
"Если Франция не была стерта с
карты Европы,
то этим мы прежде всего обязаны
России".
Фош
В 7 ч. 10 м. вечера 1 августа 1914 года Германский посол граф Пурталес вручил
Российскому Министру Иностранных Дел Сазонову письменное сообщение, "что Его
Величество Император, мой Августейший повелитель от имени Империи считает себя в
состоянии войны с Poccиeй".
Этим актом, оборвавшим все старания Государя Императора Николая II
предотвратить войну, было положено начало циклу событий, унесших миллионы
человеческих жизней, наложивших на ряд поколений неслыханные до сих пор
страдания, тяготы и лишения и продолжающих и ныне потрясать весь мир, грозя ему
возможностью новых и, быть может, еще более страшных и кровавых катастроф.
1 августа сего года исполняется 25 лет со дня объявления нам войны. Наша Родина,
самоотверженно и альтруистически ставшая на защиту Сербии, заплатила за это одним
миллионом тремя стами тысяч своих сынов, с оружием в руках павших на пoле брани, и
четырьмя миллионами двумя стами тысяч раненых, проливших кровь при исполнении
своего воинского долга, а ныне уже свыше двадцати лет стонет и мучит ся под жестоким
игом красной диктатуры, прямым наследием навязанной ей войны, загнавшим в могилу
несчетные миллионы невинных русских людей.
Сегодня мы обязаны выполнить наш священный долг, вспомнив сами и напомнив
другим о том, что было сделано Императорской Poccиeй и Ее Вооруженными Силами во
время войны 1914-1917 гг. во исполнении принятых на себя союзных обязательств.
С полнейшей ответственностью за уже исторически доказанную правоту своих слов,
представители старой Русской Армии и Русского Флота счастливы своим правом заявить
и утверждать, что в течение 39 месяцев этой исполинской борьбы Императорская
Poccия и Ее вооруженные сухопутные и морские силы самым честным,
истинно рыцарским и безгранично самоотверженным образом сделали и
выполнили все, что было в самых крайних пределах. их сил и средств, для
исполнения общесоюзных задач и обязанностей и для оказания самой
быстрой, энергичной и действенной помощи нашим союзникам, проявили при
этом совершенно исключительную жертвенность и, ни с чем не считаясь,
поступались своими самыми насущнейшими и жизненными интересами ради
спасения союзников в самые тяжкие и критические для них пepиoды войны.
[3]
Мы делаем это не ради хвастовства, ибо в нашей Poccии исполнение принятых на
себя обязательств и держание данного слова были основой всей идеологии, всех
мыслей и действий Ее Государей и Ее вооруженных сил.
Правдивым изложением событий главных решающих этапов войны,
подтвержденным приведением неопровержимых цифр и фактов и авторитетными
свидетельствами наших врагов и наших союзников, мы поднимаем свой голос в защиту
нашей русской воинской чести.
Наша доля участия в страшном урагане войны 1914-1917 гг. наиболее ярко, полно
и определено отчеканена в словах доблестного и благородного маршала Фоша, взятых

2. эпиграфом к настоящему докладу.
II. ГУМБИННЕН И МАРНА.
Военная судьбы Poccии и Франции были связаны между собою со времени
конвенции 1892 - 93 гг. В дальнейшем развитии последней, Россия в случае совместной
войны против Германии обязывалась выставить восьмисот тысячную армию и начать
военные действия после пятнадцатого дня мобилизации, т. е. на девять дней paнеe
окончания приведения войск в полную боевую готовность и их сосредоточения.
Ничто не давало французам каких либо оснований сомневаться в том, что Россия
выполнит принятые на себя обязательства. Тем не менее, с самого начала войны
французское правительство стало настойчиво требовать нашего скорейшего
наступления, указывая нам на серьезную необходимость нашего вторжения в пределы
Германии в направлении Варшава - Познань - Берлин и выражая надежду, что Австрия
будет считаться quantite negligeable{1}.
Этим, в дополнение к уже решенным двум стратегическим направлениям -
восточно-прусскому и галицийскому, нам навязывалось, и навязывалось упорно,
настойчиво, еще третье Берлинское, т. е. еще более усугублялись и без того уже
существовавшая невыгоды разделения наших сил.
Наконец, уже 5 августа французский посол Палеолог обратился непосредственно к
Государю Императору с заявлением, что "Французская армия была вынуждена
выдержать могущественный натиск 25 немецких корпусов. Я умоляю Ваше Величество
приказать Вашим войскам немедленное наступление. Иначе Французская армхя
рискует быть раздавленной (Paleologue's Memories, p. 55).
Этим обращением от Poccии вместо прежнего обязательства взаимодействия и
координированной помощи требовалось уже "спасение".
И это спасение пришло. 14 августа, на пятнадцатый день мобилизации три корпуса
I армии генерал адьютанта Ренненкампфа выступили по направлению к немецкой
границе и утром 17 августа вторгнулись
[4]
в пределы Восточной Пруссии{2}.
Одновременно двинулась и II армия генерала Самсонова. Обе армии еще не успели
закончить полную мобилизацию и сосредоточение, не получили всех обозных и
тыловых учреждений, что сразу же отразилось на службе сообщений и снабжений.
20 августа в первом решительном столкновении наших войск с VIII немецкой
армией на фронте Гумбиннен - Роминтен, при встречном ударе нашего III армейского
корпуса и ХVII немецкого - последний подвергся полному разгрому, перешедшему
местами в панику и далее безпорядочное бегство. (К. Hesse, "Der FeldherrPsychologus".
Shmidt "Tannenberg und Marna".
Этот частичный успех оказался чреватым колоссальнейшими стратегическими
последствиями, отразившимися исключительно важным образом на всем дальнейшем
ходе войны и, вне всякого сомнения, принесшим нашим союзникам спасение в самый
критический период сентябрьских боев на Марне.
Наше неожиданное и быстрое вторжение на немецкую территорию, поражение
отборных частей ХVII немецкого корпуса, нанесенное им презираемым до сего
противником, и, хотя и неисполненное, но отданное приказание Командовавшего VIII
немецкой apмией генерала Притвица начать отступление за pекy Вислу{3} отразились
в Главной Квартире Императора Вильгельма настолько сильно, что начальник
генерального штаба генерал граф Мольтке признал необходимым и немедленно
распорядил снятие с победного в это время западного фронта трех корпусов
(Гвардейского резервного, XI и V армейских) и одной кавалерийской дивизии (8
саксонской) и их срочную переброску на восток на усиление VIII армии для спасения
немецкой земли от вторгнувшегося на нее неприятеля.
Этим распоряжением западный немецкий фронт был ослаблен на 48 батальонов, 32
эскадрона, 30 легких, 12 гаубичных и 16 тяжелых батарей.
Отсутствие двух из этих корпусов: Гвардейского резервного и XI армейского,

3. взятых из правофланговых II и III армий, шедших на ударном решающем фланге
немецкого наступления, сказалось весьма невыгодно для немцев уже в так называемом
"пограничном сражении" 21 - 24 августа в районе Шарлеруа - Динан ; здесь V
левофланговая французская армия потерпела весьма серьезную неудачу, находилась в
весьма критическом положении, но спаслась от окружения и уничтожения только
благодаря тому, что в действовавших против нее вышеуказанных II и III немецких
армиях, ослабленных на только что взятые от них два корпуса, не хватило резервов
для завершения такой oпeрации.
Это в свою очередь спасло и английскую армию, которая, в случае ликвидации
соседней с ней V французской, вне всякого сомнения, была бы отрезана от французов
и после этого подверглась бы опасности
[5]
отдельного разгрома и даже уничтожения.
Но все это совершенно ничтожно в сравнении с теми исключительными
последствиями, - гибельными для немцев и спасительными для союзников, - которые
явились неизбежным результатом отсутствия этих двух корпусов в решительнейшие
дни 4 - 9 сентября битвы на Марне.
Ныне, при свете опубликованных и неопровержимых исторических документов и
свидетельств, видных участииков войны 1914 -1918 г. г., стало уже довольно трудным
продолжать замалчивать совершенное исключительное военное и историческое
значение проигрыша немцами битвы на Марне, разрушившего все победные планы
Германского Главнокомандования и как бы предрешившего и необычайную
продолжительность войны и ее окончательный исход.
Главным образом становится все более трудным замалчивать, опровергать и
отрицать огромнейшее и решительнейшее значение того факта, что в битве на Марне, в
исторические дни 4-9 сентября на ударном крыле германского фронта не оказалось
двух корпусов, переброшенных в Восточную Пpyccию, т. е. именно того, что при
сложившейся тогда обстановке должно было обезпечить немцам безспорную, полную и
сокрушительную победу, равноценную скорому и решительному выигрышу всей войны
на западном фронте, т. е. тому, что было основной ставкой всей немецкой
стратегии{4}.
Весьма ярко, полно и определенно это выражено в книге генерала Дюпона, одного
из ближайших сотрудников генерала Жоффра:
"Два корпуса были взяты с французского фронта: Гвардейский резервный из армии
фон Бюлова и XI армейской из армии фон Гаузена. За ними следует 8-я кавалерийская
дивизия. Эти меры были вероятно нашим спасением.
Представьте ceбе, что Гвардейский резервный корпус был бы 7 сентября на своемъ
месте между Бюловым и Клуком, а XI корпус с Саксонской кавалерийской днвизией
находился бы 9 сентября в своей армии фон Гаузена у Фер Шампенуаза!
Какие могли бы произойти от зтого последствия...".
Сам маршал Жоффр впоследствии (в 1929 г.) дал такую оценку нашему pешению
вторгнуться в Восточную Пpyccию : "с чувством живейшего удовлетворения я
пользуюсь всяким случаем воздать честь доблести русских армий и
засвидетельствовать им мою глубокую благодарность за действенную помощь которую
они оказали нашей армии в те трагические часы, когда Германия направила все свои
силы, дабы первым напором раздавить Бельгию, Англию и Францию".
"Бросив в Восточную Пруссию все силы, которыми можно было только располагать,
сделав это ранее, чем они были готовы и сосредоточены, и сознательно преступая все
основные принципы ведения войны ради сохранения одного единственного "общности
интересов всех фронтов", Великий Князь Николай проявил наивысшее понимание ус -
[6]

4. ловий войны и заслужил вечную признательность Франции".

5. "Я никогда не забуду те тяжкие жертвы, на которые героически и сознательно
обрекла тогда себя Русская армия, их ценой заставив нeпpиятеля обратиться против
нее".
Столь выдающиеся английские государственные люди, как министр иностранных
дел сэр Эдвард Грей и морской миннстр Уинстон Черчилль свидетельствуют тоже самое
еще определеннее:
"Да не забудется никогда, что энергия и исключительная жертвенность, с которой
Россия выполнилa свое наступление, спасла союзников
[7]
осенью 1914 года (Viscount Grey of Fallodon "Twenty five years" p. 183).
"Благодаря лояльности Царя и Русской Армии быстрое наступление в Восточную
Пруссию было осуществлено через две недели после объявления войны. Мы знаем, как
это ударило по нервам Германского Главного Штаба и привело к его решению взять два
корпуса от правого крыла во время кризиса, предшествовавшего Марне. С полным
основанием можно считать, что этот факт оказал решающее влияние на судьбу исхода
битвы, а если это так, то долгие времена после того, как теперешнего неблагодарного
поколения уже не будет на свете, Царю и его воинам должна будет воздаваться
великая честь".
Французский генерал Манжен (Как закончилась война 1914-1918) отметил
"союзники никогда не должны забывать услуги, которая была оказана им Poccиeй,
начавшей кампанию неожиданно быстро. Благодаря этому наступлению были не только
удержаны одиннадцать корпусов, составлявших немецкий заслон против русских войск
но сверх того два корпуса были взяты с французского фронта и отсутствовали во время
битвы на Марне...4
О том же свидетельствуют французские военные писатели генералы Ниссель,
Куньяк и полковник де Витт Гизо.
"Всем известно насколько критическим было наше положение во время битвы на
Maрне. Несомненно, что уменьшение Германской Армии на два корпуса и одну
кавалерийскую дивизию явилось той тяжестью, которая склонила чашу весов судьбы
на нашу сторону..." (Ниссель).
"Вследствие тяжелого поражения под Гумбинненом главная германская квартира
совершила тяжкую ошибку, отправив из Фpaнции два корпуса против русских;
вследствие этого она не имела никакого стратегического резерва во время битвы на
Mapне" (Куньяк, "Ревю де Пари", 1922, стр. 299 - 304).
"По настоянию генерала Жоффра и французского правительства, Россия, чтобы
выручить нас и сковать немецкие корпуса в Пруссии, отважно перешла в
наступление... 17 августа вступила в Восточную Пруссию и опрокинула германцев у
Гумбиннена, что побудило Германский Генеральный штаб отозвать с французского
фронта четыре дивизии. Наши союзники оказали нам, таким образом, огромную услугу"
(полковник де Витт Гизо "Крупные этапы побед 1914 - 1918).
В "The Marne Miracle" американского полковника Нэйлора, бывшего директора
академии генерального штаба, приводится, как ставшее модным, выражение, что
"битва на Марне была выиграна русскими казаками" (р. 90)
В широком переносном значении соответственном общему характеру событий, это
выражеение весьма образно оттеняет результаты нашего вторжения на немецкую
территорию и совершенно справедливо, связывает это вторжение с выигрышем
союзниками битвы на Марне, где у немцев в самый решительный день и на самом
важном месте отсутствовали те два корпуса и одна кавалерийская дивизия, которые
были
[8]
посланы на восток спасать "колыбель прусского юнкерства" и немецкую землю от
попирания ее неприятелем (обычно олицетворенным в слове "pyccкиe казаки").
"Франция считала, что в начале войны ей придется одной противостоять Германии;
она не полагала возможным, чтобы Россия могла ей серьезно помочь в первый период.
Разсчеты оказались ошибочными; против всяких и вcеx, включая немцев, ожиданий,

6. Россия быстро вторгнулась в Восточную Пруссию, что принудило Мольтке осуществить
злосчастную переброску на восток Гвардейского резервного и XI корпусов и зтим
соответственно ослабить давление на. союзников на Западном фронте" ("The Marne
Miracle", bv Col. W. K. Naylor, U. S. A., p.p. 37, 38).
Наши бывшие враги, хотя временами и не столь определенно, но быть можетъ еще
убедительнее, сознают огромнейшее значение нашего вторжения в Восточную Пруссию
и вызванных им последствий.
По мнению генерала Фалькенгайна, заменившего графа Мольтке на посту
начальника Германского Генерального Штаба, "отсутствие частей, взятых с запада
перед сражениями на Марне и у Танненберга, дало себя остро чувствовать на западе...
Едва ли возможно достаточно подчеркнуть гибельное влияние этого фактора на ходе
этого периода войны" (Falkenhayn, "The German General Staff", p. 22).
"Сильно чувствовалось ослабление западного фронта. На востоке было изъято из
боевой линии три корпуса и притом с западной половины фронта, т. е. с его ударного
крыла. Поэтому отсутствие их особенно сказалось во время решительной битвы на
Марне и после нее.. (F. р. II) Задача быстро добиться решения, что до сих пор было
основой немецкого плана войны, свелась к нулю" (F. р. 25).
"Особо чреватым последствием оказалось то, что подкрепления, назначенные на
восточный фронт, были взяты с правого фланга, которому принадлежала решающая
роль" ( Ludendorff's Own Story, p. 70).
"Удаление Гвардейского резервного и XI корпусов зловеще дало себя знать"
(Ludendorff p. 82)...
"Если бы Мольтке не послал бы в Восточную Пруссию Гвардейский резервный и XI
корпуса, то все пошло бы хорошо" (Ludendorff, in the "Army Quarterly", oct. 1921).
"Наше наступление на западе потерпело крушение, так как генерал Мольтке взял
войска из победоносного пoлoжeния и благодаря этому произошла "драма на Марне"...
Страшно сознавать, что генерал Мольтке прервал победоносное наступление
германского воинства и помешал блестящему и счастливому окончанию войны" (
Ludendorff, "Die Unbotmassigkeit im Kriege").
У немецкого майора Ганса Шмидта в его книге "Таннеберг и Марна " мы читаем:
"Впечатление от поражения под Гумбиненном было чрезвычайно сильным. Из
войск, сражавшихся под Парижем, были отправлены
[9]
в Восточную Пруссию два корпуса и одна кавалерийская дивизия.
Это лишило возможности одержать победу на Марне, привело к отступлению, имело
влияние на весь ход войны, ибо разрушило все надежды на скорое и победоносное ее
окончание..."
Такое же мнение высказано и в немецком официальном описании войны I914-1918
г. г. (Weltkrieg 1914-1918 T. 1.) в заключительной главе о действиях первого ее
периода.
О том насколько сильно было впечатление от исхода сражения под Гумбинненом и
нашего вторжения в Восточную Пpyccию, можно видеть из письма, посланного графом
Молыке генералу Людендорфу при назначении его начальником штаба VIII немецкой
армии, отходившей после Гумбиннена: "быть может Вам удастся спасти положение на
Востоке. Конечно, Вы не можете быть ответственным за то, что там уже произошло,
однако, с Вашей энергией вы можете отвратить то худшее, что может случиться"
(Ludendorff's Own Story, p. 49).
За спасение союзников Россия заплатила страшной ценой гибели нашей II армии и
последовавшей за ней очень крупной неудачей I армии, с тяжелыми потерями
отброшенной из Восточной Пруссии.
В нашем фронте получились огромные бреши, которые пришлось заделывать вновь
прибывшими корпусами, отрываемыми от их основных по плану войны задач. Сверх
того потеря большого количества орудий, винтовок и огромный расход огнестрельных
припасов чрезвычайно неблагоприятно отразились на нашем и без того уже весьма
недостаточном артиллерийском снабжении и ускорили наступление весьма тяжелого по

7. этой части кризиса.
Моральные последствия двух последовательных военных катастроф, конечно, тоже
были весьма печальпые.
Самой Poccии начало войны принесло одни только громадные минусы. Но как
верный союзиик, как часть общего целого, заинтересованного самым кровным образом
в успехе всего союзного дела, наша Родина, в эти тяжкие для нее августовские дни
1914 года свято и честно выполнила свои союзные обязательства и безспорно,
непререкаемо своими жертвами спасла союзников в самый решительный для них
период войны, вырвала из рук Германии, казалось уже обреченную, жертву, и этим, в
связи с неизменным продолжением такого же рыцарского и самоотверженного
исполнения своего общесоюзного долга, предрешила исход всей войны, победной для
союзников, но, увы, ей самой принесшей только ужас и страдания последних 22 лет.
Руководящий принцип воинского поведения в бою, указанный в нашем Полевом
Уставе, в словах "сам погибай, а товарища выручай" - был неизменной основой
действий "Русского участка Общесоюзного Фронта".
[10]
III. ОТТЯЖКА НЕМЕЦКИХ СИЛ НА ВОСТОК. РУССКИЙ ФРОНТ
СТАНОВИТСЯ ГЛАВНЫМ ФРОНТОМ ВОЙНЫ.
Благополучный для союзников исход битвы на Марне спас их от решительного и
тогда, может быть, даже окончательного разгрома, но не уменьшил общей опасности их
поражения, властно требовавшего прежде всего выигрыша времени, особенно
необходимого для Англии.
Общесоюзные интересы выдвигали на первое местo всемерную оттяжку немецких
резервов и новых формирований на наш русский фронт, и эта задача была выполнена
нами с неослабеваемой энергией, обычным самопожертвованием и полным успехом.
Наши повторные победы в Галиции, наступательные операции в Привислинском
районе и на Карпатах угрожавшие Силезии и Beнгpии, и наше новое вторжение в
Восточную Пруссию властно принудили Германское Верховное Командование самым
резким образом изменить весь план войны.
На Mapне разбилась немецкая надежда закончить войну на западном театре одним
сокрушительным ударом. В Галиции пришлось проститься с другой надеждой -
сдержать русские армии австрийцами с небольшой добавкой немецких войск. Все это
заставило немцев отказаться от сколько нибудь серьезных активных действий на англо
-французском фронте и перебросить все резервы и новые формирования на восток, ибо
теперь основной, неизбежной и всепоглощающей задачей сделалось спасение австро -
венгерской армии, грозившей совершенно развалиться под нашими ударами. Немцы
сразу же были вынуждены снять с запада и спешно перебросить в Галицию четыре
пехотных и два кавалерийских корпуса и направить в Восточную Пpyccию новый ХХV
резервный корпус.
Это ослабление, несомненно, отразилось весьма невыгодно на второй, очень
важной для немцев операции в районе Изера и Ипра, где союзники переживали весьма
тяжелые дни и где недостаток резервов опять не позволил немцам достигнуть успеха,
каковой при сложившейся тогда обстановке был связан с самыми решительными
последствиями.
О критическом положении союзников во время боев у Ипра свидетельствует сэр Э.
Грей: "положение было критическое, несмотря на то, что Россия сделала все
возможное, чтобы отвлечь Германские силы на восток" (The twenty years, p. 183).
Затем, последовал непрерывный отлив немецких сил на русский фронт,
продолжавшейся до осени 1915 года.
По признанию Фалькенгайна, австрийские неудачи в октябре 1914 г. заставили его
отказаться от весьма заманчивого плана прорвать французский фронт в Артуа и
Пикардии, ибо, после отправки всеx резервов и артиллерийских запасов на восток, для
исполнения такой крупной операции на западе не было ни сил, ни средств. Мы были

8. вынуждены к решению во Франции перейти к пассивной обороне с самым интенсив-
[11]
ным применением всех средств техники, какие только можно было выдумать
(Falkenhayn p. 37).
"С тяжелым сердцем начальник Генерального штаба должен был придти к решению
применить на востоке молодые корпуса, - единственный резерв, которым мы могли
располагать. Такое решение знаменовало собой дальнейший отказ и притом уже на
долгое время от всяких активных действий крупного масштаба на западе..."
(Falkenhavn, p. 64).
С этого времени русский фронт, вне всякаго сомнения, сделался главным фронтом
войны. К началу 1915 года общее число неприятельских пехотных дивизий на востоке
возросло с 50 до 82, к сентябрю 1915 года увеличилось до 137 (на западе по-прежнему
оставалось 83, весь прирост неприятельских сил обращался против Poccии) ; осенью
1916 года против нас действовало 150 дивизий (на союзных фронтах - 113) и к началу
революции в марте 1917 г. мы притягивали на себя 164 неприятельских дивизии (при
135 на союзных фронтах) (General Goulevitch, "Le role de la Russie dans la Guerre
mondiale", p. 19).
Сверх того наш фронт привлек на себя почти всю неприятельскую конницу (к концу
1916 г. двадцать три кавалерийских дивизии).
Русское Верховное Главпокомандование неотступно и неуклонно шло по пути
понимания кардинального и решающего значения общности стратегических интересов
всех союзных держав, никогда и ни при каких обстоятельствах не считало допустимым
составлять и выполнять свои стратегические планы исключительно ради достижения
только своих собственных, частных и узко-местных выгод; оно понимало, что общая
победа могла быть достигнута только общими и притом строго согласованными
усилиями, и что в шедшей гигантской борьбе не должно и не могло быть места
отдельным проявлениям эгоизма, заманчивым и выгодным для одного союзника, но
вредным и способным стать опасными и гибельными для общего дела. Для нас не было
только своего русского фронта, был общий союзный.
В этом отношении наше Верховное Главнокомандование за все время войны
осталось кристально-чистым от сколько-нибудь обоснованного упрека в неисполнении
и забвении принятых на себя союзных обязательств или в самом малейшем желании от
них уклониться, прикрыв свои решения ссылкой на наши собственные интересы или
какой нибудь софистической отговоркой.
Оно признавало своим рыцарским нерушимым долгом вкладывать максимум доброй
воли и активности в общее дело и неотлагательно и самоотверженно приходить на
помощь союзникамъ, когда последние об этом просили (просили обычно в очень и
очень тревожных тонах, настойчиво и упорно) и никогда не считало для себя
возможным входить в какие либо споры, разсуждения и пререкания по поводу того,
насколько по времени и размерам просимая помощь была нужна, или насколько тяжело
и невыгодно она отзывалась на нас самих.
Наш безпредельный и жертвенный альтруизм, бурная стремитель-
[12]
ность наших атак, упорство и тягучесть нашей обороны, последовательные
разгромы нами австрийского союзника Германии и постоянные опасения последней о
возможности нашего вторжения в пределы Силезии и Венгрии - все это, вместе взятое,
непреодолимо и надолго оттянуло на восток все внимание и все резервы главного
врага союзников - Германии{5}.
По свидетельству Фалькенгайна в это время в Германии создалось и утвердилось
убеждение, что война могла быть выиграна только решительными успехами на востоке
и что только полная победа над Poccией должна была склонить союзные державы к
исканию путей для прекращения борьбы.
Это определило все планы германского верховного командования на 1915 год. По
словам Фалькенгайна "pyccкиe угрожали австро-венгерскому фронту в такой степени
которая в дальнейшем должна была стать невыносимой. Пришел момент, когда уже

9. нельзя было откладывать решительного наступления на восток (Falkenhayn, 84, 86).
Такое решение заставило немцев сразу же отказаться не только от активных
действий на их западном фронте, но и от предполагавшегося сокрушительного удара
по Сербии (в ответ за декабрьский разгром сербами австрийской армии Потиорека) и от
помощи туркам, сильно теснимым у Дарданелл и направить на поддержку Австро-
Венгрии все наличные резервы и напречь все усилия для достижения на русском
фронте самых решительных результатов{6} (Falkenhayn, 58, 62, 69, 88).
С февраля по сентябрь 1915 года немцы пытались осуществить свои победные
восточные планы, отдавая на русский фронт всe свободные резервы и лучшие
испытанные в боях войска, подкрепленные многочисленной тяжелой артиллерией
невиданных еще в полевой войне калибров и обильным артиллерийским
снабжением{7} (Falkenhayn, 90).
При этом неприятель учитывал тяжелый кризис переживавшийся в это время
русскими армиями (Falkenhayn 83), вынужденными пополнять свои потери маршевыми
ротами, не имевшими винтовок и противоставлять чудовищному огню неприятельской
артиллерии геройское, но безсильное сопротивление своих батарей, нищенски бедных
патронами.
В течение шести месяцев на русский фронт обрушился ряд ударов, стремившихся
нанести России полное и решительное поражение, повторить Седан в грандиозных
размерах и по выражению официальной истории войны "обратить Poccию в такое
состояние, чтобы она навсегда перестала быть опасной (Reichsarchiv, Weltkrieg, Vol.
VIII, p. 62).
Февральское наступление в Восточной Пруссии, Майский прорыв Макензена в
paйоне Горлица-Громник, июль-августовская попытка окружения наших армий
Привислинского театра Шлиффеновскими щипцами армейских групп Гальвица и
Макензена, осенняя операция на Виленском фронте - дали неприятелю ряд крупных
тактических успехов, но не только не достигли желанной для немцев цели "поставить
Poccию на колени" (Falkenhayn, p. 61), но в общем стратегическом результа-
[13]
те принесли им огромный и непоправимый вред.
Мы понесли огромнейшие потери (1.410.000 убитых и раненых, 970.000 попавших
в плен), были вынуждены отдать весьма значительный и очень важный для нас район
нашей территории, включавший большую часть нашей стратегической сети железных
дорог и лишились пяти наших крепостей. Продолжительные неудачи и длительное
отступление отразилось весьма невыгодно на настроении страны и тыла, а это создало
6лагоприятную обстановку для пораженческой пропаганды в запасных полках,
проникавшей мало по малу и на фронт.
Острый пессимизм и злобная односторонняя критика так называемой
общественности были неспособны учесть и оценить, что, несмотря на все ошибки и
недостатки, наш русский фронт самоотверженно выполнял в это время и действительно
выполнил главнейшую для всех союзников задачу, оттянуть на себя все резервы
опаснейшего врага и вынудить последнего к гибельному для него решению перейти на
своем западном фронте к пассивной обороне.
Действительно, с Ноября 1914 г. по осень 1915 г. немцы в общем совершенно не
безпокоили союзников сколько нибудь серьезными активными операциями, а
союзники, за исключением недолгого и нерешительного наступления в paйoне Appaca,
отвечали неприятелю тем же самым. По отметке Людендорфа, все лето 1915 года на
всем западном фронте "царило полное затишье" (Ludendorf's Т. I, 203).
Отсюда ясно, какое огромное значение имела для наших союзников оттяжка
главного немецкого удара на восток. Это дало им самое для них тогда драгоценное и
существенное: ВРЕМЯ, а с ним и возможность создать и накопить огромные и
могущественные средства обороны и нападения, которые затем прочно обеспечивали
им успех всех последовавших действий, как по отбитию неприятельских ударов так и
по исполнению активных операций.
Для Англии эта шестимесячная передышка явилась событием совершенно

10. исключительного значения, ибо дала ей время закончить формированиe и обучение и
перебросить на континент последовательно три "Китченеровские" армии; после этого
Английские войска смогли весьма существенно облегчить положение своих
Французских союзников, заняв достаточно значительный участок фронта до Арраса
включительно. Сверх того, обе союзныя армии получили возможность образованя за
фронтом внушительных резервов.
Италия, только что начавшая войну, была избавлена от нанесения ей решительного
удара, уже намеченнаго Австро-Венгрией для сокрушения ренегата-союзника и
окончательного с ним разсчета; отвлечение всех резервов на восток заставило
Срединные Державы ограничиться на новом Итальянском фронте строго пассивной
обороной (Falkengayn, 101-103).
В "Кратком стратегическом обзоре Mиpoвoй Войны" немецкого
[14]
военного писателя Мозера, дана весьма точная и верная оценка немецкого решения
направить в 1915 году свои резервы на восток; он считает это "роковым решением,
давшим Англии время и возможность безпрепятственного усиления и боевой
подготовки своей армии"; он подчеркивает, что шесть месяцев восточных наступлений
Германской армии были использованы западными противниками и дали им
возможность подготовить и осуществить свое сентябрьское наступление в Артуа и
Шампани, во время которого немецкие армии, не имевшие резервов, переживали
весьма тяжелые кризисы, несли кровавые потери и оказались потом неспособными
нанести союзникам решительный контр удар..."
Генерал Жоффр, телеграммой 24 Мая 1915 года, выражая нашему Верховному
Главнокомандующему чувства "восхищения великолепным усилиям южных армий,
парализовавшими своей доблестью превосходная неприятельские силы" признал, что
этим общесоюзному делу была оказана громадная услуга.
То же подтверждает французский генерал Cherfils (La Guerre de la delivrance) :
"Русские армии, притянув на себя всю тяжесть могущественного немецкого
наступления, спасли нас от катастрофы. Их смелая Карпатская операция заставила
агонизировать Австрию и свела на нет все усилия Германии. Благодаря этому Великий
Князь спас нас своим самопожертвованием. Не может быть предела нашей
благодарности геройству наших русских союзников..."
И, наконец, сам маршал Фош полно и ярко определил решающее значение русского
фронта в эти тяжелые для союзников времена:
"Да памятуют все, как то делаю я, что в первые годы борьбы содействие русских
армий и их верность союзному делу обезпечили успешные результаты этих лет."
(Письмо маршала Фоша 12 Ноября 1929 г. обращенное к Союзу Русских Военных
Инвалидов).
Спасительная для союзников кампания 1915 года. обошлась нам страшной ценой
потери значительнейшей части старых кадров Русских Армий, но русское слово, как
всегда, осталось нерушимым, наши союзные обязательства были выполнены с
неизменным сомоотвержением и рыцарским благородством.
IV. ВЕРДЕН И МАРТОВСКОЕ НАСТУПЛЕНИЕ 1916 ГОДА.
На союзном фронте Февраль 1916 года ознаменовался началом продолжительной
титанической борьбы за обладание Верденом. Очень скоро положение французов
сделалось настолько тревожным, что уже 21-го Февраля французские военный
представитель при нашей Ставке, генерал По обратился к нам с настойчивой просьбой
о немедленной помощи, каковая при данной обстановке могла быть оказана только
нашым наступлением долженствовавшим приковать немецкие резервы на нашем
фронте и не допустить их переброски на запад.
Исполнение такой просьбы нарушало весь план совместных союз-
[15]
ных операций, только что разработанный междусоюзным военным советом и
назначивший наше общее наступление в середине июня, а англо-французское в конце

11. того же месяца.
Условия наступательных операций на нашем противонемецком фронте в это время
года были необычайно тяжелые; начиналась весенняя распутица с обильным таянием
снегa днем, но с довольно сильными заморозками по ночам; болотно-озерные и
приречные низины, отделявшие нас от неприятеля, были залиты ледяной водой;
преобладающая здесь глинисто-песчаные почвы обратились в тягучую грязь, местами
глубиной по колено; большая часть местных грунтовых дорог сделалась временно
совершенно непроезжей; наши войска не успели еще освоить влитых в них
укомплектований, пополнивших огромные потери, летней и осенней кампаний 1915
года; снабжение артиллерийскими патронами только начало немного налаживаться, а
между тем весьма прочная, по оценке самого Фалькенгайна{8}, оборонительная сила
отлично оборудованных немецких позиций, с их бетонными пулеметными гнездами и
блиндажами, прикрытых целыми полями проволочных заграждений и защищенных
заградительным огнем многочисленных и обильно снабженных батарей, требовала
самой основательной артиллерийской подготовки.
Ради немедленной помощи союзникам, мы должны были сломать все, уже начатое
для подготовки летней операции, расходовать живую силу, тратить артиллерийские
запасы и бросить свои войска в наступление при таких невероятно тяжких условиях,
которые и в половинном размере, наверняка, исключили бы какую бы то ни было
вероятность сколько-нибудь серьезныхъ активных операций на фронте наших
союзников.
Касаясь этого наступления, вошедшего в историю войны под именем "Нарочского"
(от озера Нарочь, в районе которого наносился главный удар и где наши войска
понесли особо тяжелые потери) Гинденбург отмечает, что "каждый, кто был знаком с
обстановкой, в которой оно осуществлялось, должен был изумляться, как можно было
начинать такие действия в такое время года, когда вследствие таяния снега
исполнение с каждым днем становится все труднее и труднее и когда оттепель
обратила поля сражений в бездонные болота (Hindenburg, p. 152, 153).
"Но для Poccии долг чести и союзные обязательства были выше всего. 17 - 18 марта
наши V, I и II армии перешли в решительное наступление на всем фронте от
Якобштадта до Барановичи.
По свидетельству наших врагов (Фалькенгайна, Мозера и др.) русские аттаки
велись с исключительным упорством, фанатическим самопожертвованием и презрением
к смерти. По записи Людендорфа с 18 по 21 марта положение X немецкой армии было
критическим, а в армейской группе Шольца весьма тяжелым. Две недели велись эти
атаки, пока не "заглохли в болотах и в крови" (Ludendorff Т. I, р. 248).
[16]
За эти две недели мы потеряли около полутораста тысяч убитыми, ранеными и
обмороженными; преждевременность наступления разрушила все планы летней
кампании северного и северозападного фронтов, а неудачи и большие потери не могли
не отразиться на моральном настроении, как войск, так и некоторых начальников, но
за то ни один немецкий батальон, не был взятъ с нашего фронта для усиления
неприятельского удара на Верден.
Напротив того, кризис, созданный для неприятеля нашим неожиданными и
бешенным наступлением, был настолько силен, что с 22 по 30 марта немцы остановили
свои упорные атаки против Верденской крепости (Golovine, The Russian Army in the
World War, p. 240).
V. БРУСИЛОВСКОЕ НАСТУПЛЕНИЕ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ.
15 мая австрийцы самостоятельно и вопреки предостережениям немецкого
верховного командования начали решительное наступление против итальянского
левого фланга.
В течение двух недель 38 австрийских дивизий эрцгерцога Евгения прорвали
итальянские позиции между озером Гарда и р. Трентино, отбросили неприятеля на
последние отроги горы и этим заняли угрожающее положение по отношению

12. сообщений остального итальянского фронта со всей Италией.
Итальянское командование считало, и его представитель при нашей Ставке генерал
Ромеи довел до нашего сведения, что дальнейшее продвижение победоносных
австрийцев грозило Италии такими моральными и матерьяльными последствиями,
которые были бы неисчислимы.
Начальник штаба Главнокомандующего итальянскими армиями генерал Кадорна и
через генерала Ромен, и через нашего военного агента полковника Энкеля и прямым
обращением к генералу Алексееву самым настоятельным образом просил о
немедленном переходе в наступление наших армий юго-западного фронта, дабы этим
оттянуть на себя австрийцев и могущие быть посланными им подкpеплeния.
О том же личной телеграммой на имя Государя Императора просил итальянский
король Виктор Эммануил.
Такая операция вносила серьезнейщую разруху в производившуюся в это время
подготовку нашего общего наступления, назначенного, по соглашению с союзниками,
на 15 июня , но настояния Италии и союзников носили такой тревожный, почти
панический, характер, что Государь, ради неотложной помощи итальянским войскам,
приказал армиям юго-западного фронта обрушиться на противостоявших, им
австрийцев.
"Настойчивые просьбы итальянцев до личнаго обращения Короля к Государю
вынудили нас принять реениe начать атаку", так телеграфировал генерал Алексеев
нашему военному представителю при французской главной квартире.
В действительности Италия невольно преувеличивала опасность по-
[17]
ложения; австрийское наступление, проведенное в очень трудных условиях, в это
время уже совершенно выдохлось, а итальянцы ycпели подвести резервы и местами
могли начать контр атаки.
По свидетельству Фалькенгайна, само австрийское командование уже сомневалось
тогда смогли ли бы австрийские войска удержаться на остальном, непомерно
ослабленном фронте, если бы неприятель перешел там в наступление (Falkenhayn р.
278).
"4 июня на австрийском фpoнте в Галиции как гром из ясного неба разразилась
беда", так записал Фалькенгайн. (F. р. 278);
В этот день на фронте от Луцка до Черновиц VIII, XI, VII и IХ русские армии
атаковали австрийцев; через несколько дней от неприятельских IV и VII армий уцелели
только жалкие остатки (Falkenhayn, Р. 281).
Наш удар был полной неожиданностью для неприятеля; начальник австрийского
генеральнаго штаба генерал Кондрад фон Генцендорф еще 23 мая считал, что русские
могли начать серьезные активные действия в Галиции не ранее, как черезъ 4-6 недель
(Falkenhayn; 279).
"Под русским ударом рухнул весь австрийский фронт. Наступил самый тяжелый
кризис, который когда либо испытывал Восточный фронт..." так характеризовал
положение Гинденбург (Hindenburg Out of My Life p. 156).
За первые три недели "Брусиловского наступления" мы взяли 198 тысяч пленных,
219 орудий и 644 пулемета, потом наши трофеи удвоились; над австрийским
союзником Германии нависла угроза полного и окончательного разгрома. Очевидно,
что при таких условиях Срединные державы не могли даже думать о развитии весьма
второстепенного ycпеxa, только что достигнутого в Италии. Австрийская авантюра в
Трентино нарущила все планы немцев; надо было спасать Австрию и спасать
немедленно{9}... "Окончательный разгром Австрии знаменовал бы собой проигрыш
всей войны". "Все немeцкиe резервы со всех фронтов, которыми только можно было
располагать без очевидной для последних опасности были брошены с наиболее
возможной скоростью в Галицию и на Волынь, чтобы остановить русских и немецкими
войсками укрепить австрийские линии (Falkenhayn, p. 284).
По свидетельству Людендорфа большая часть резервов восточного фронта и
принца Людвига Баварского были отправлены на помощь австро - венграм и к ним же

13. подвели дивизии с запада. Австро - Венгрия также остановила наступление в Италию и
перебросила войска на восточный фронт (Ludendorff р. р. 26о - 262).
Гинденбург также подтверждает, что "вследствие крушения Галицийского фронта
австро - венгерское наступление со стороны южного Тироля пришлось остановить
(Hindenburg р. 165).
В цифрах значение Брусиловского наступления выразилось так:с итальянского
фронта австрийцы были вынуждены снять и перебросить в Галицию девять дивизий,
две горных бригады; шесть батальонов стрелков
[18]
и отдельные полки двух дивизий и трех горных бригад; кроме того, были сняты с
итальянского фронта, но не обнаружились на востоке, шесть дивизий ; немцы для
возстановления разгромленного Галицийского фронта были вынуждены спешно
перебросить туда восемнадцать дивизий из Франции, четыре дивизии внутреннего
резерва, три дивизии из под Салоник и даже послать две турецких дивизии.
Для нас это наступление, увенчанное непревзойденным за всю войну успехом и
колоссальными трофеями (272.000 пленных и 312 орудий), не сопровождалось
сколько-нибудь положительными результатами широкого стратегического характера,
но стоило нам огромных потерь (свыше 600.000 ч.).
За то, как и всегда, наш союзный долг был исполнен свято. Италия была спасена от
угрожавшей ей и столь напугавшей ее опасности с ее, по оценке генерала Ромеи, -
неисчислимыми последствиями и получила столь необходимую для нее передышку и
полную возможность оправиться, возобновить свои силы и возобновить активные
действия. Выиграли также Франция и Англия, так как в начавшейся 30 июня битве на
р. Сомме на германском фронте отсутствовали те восемнадцать немецких дивизий,
которые были с него сняты и переброшены в Галицию спасать австрийцев!..
Такое ослабление весьма отразилось на силе немецкого сопротивления и лишило
немцев весьма благоприятной для них возможности нанесения союзникам
решительного контр удара. По свидетельству Фалькенгайна, "Положение в Галиции
заставило нас отказаться ответить на неприятельское наступление контр ударом,
предполагавшимся быть осуществленным в большем масштабе" (Falkenhayn, 299). "На
западном театре сила неприятельского удара, дошедшая на Coмме до крайнего
напряжения была сломлена. И если мы оказались не в состоянии положить конец этим
атакам и своим контр ударом закончить все нашим успехом, то это было исключительно
только следствием неожиданного крушения Австро-Венгерского фронта в Галиции
(Falkenhayn р. 325)
Французский военный историк Луи Ривьер определенно признал, что "русское
наступление отвлекло на себя силы, направленные в мае против Италии.
Мы сами воспользовались этой победой : немецкие дивизии, переброшенные
Германией на помощь Австрии, ослабили немцев на Сомме".
В "Критике мировой войны" немецкого военного писателя Риттера мы читаем
"начавшейся бой на Сомме германцы должны были вести собственными силами.
Потребность оказать помощь австрийцам ослабила северную часть германского фронта
до наличного состава рекрутских депо. Германия истекала кровью. Наступил кризис,
ставщий вопросом жизни..".
Подтверждение того же мы находим и у другого немецкого автора Мозера в его
"Кратком стратегическом очерке войны 1914 - 1918 гг."
"Необходимость вoзcтaнoвлeния положения на австро-венгерском
[19]
фронте потребовала переброски туда в июне всех немецких резервов, которые
только можно было выделить на западном{10}, а позднее, на восточном фронте и,
наконец, и на Македонском. В общем немцы перебросили в Галицию двадцать
дивизий... Немецкие войска на других фронтах, частью уже вступившие в бой, частью
готовившаяся к нему, напрасно взывали о поддержка их резервами, орудиями и
снарядами, нужными им не только для обороны, но и для нанесения контр - ударов...
Брусиловское наступление, поддержанное затем наступлениями западного и

14. северного фронтов, отняло у немцев всякую возможность нанесения таких ударов.
В общей фонд грядущей окончательной победы держав Согласия Россия вновь
вложила свою весьма крупную долю, вновь принесла обильную жертву на алтарь
общесоюзного дела.
VI. ВЫСТУПЛЕНИЕ РУМЫНИИ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ.
С начала 1916 года усилия союзного главнокомандования и союзной дипломатии
были направлены к тому, чтобы сломить упорное желание Румынии сохранять свой
нейтралитет, и добиться ее присоединения к союзникам и вступления в число воюющих
держав.
3 марта, в очевидной связи с критическим положением у Вердена, трещавшаго под
ломовыми ударами немецких орудий начальник французской военной миссии при
нашей Ставке генерал По вручил начальнику штаба Верховного Главнокомандующего
генералу Алексееву срочную телеграмму генерала Жоффра, который решительно
настаивал на необходимости привлечения Румынии на сторону союзников, считая, что
"нет такой цены, которая могла бы окупить нам содействие Румынии" и что "всякие
второстепенные соображения не должны были явиться причиной несговорчивости
Poccии".
Последняя фраза объяснялась тем, что генерал Алексеев и лично и через наших
представителей за границей неуклонно держался противоположного мнения, полагая
для нас наиболее полезным и выгодным полный нейтралитет Румынии, как надежно
обезпеченный нашъ левый фланг и спасавший нас от очень тяжелой необходимости
растягивать наш фронт на лишние 400 верст и уделять весьма значительные силы,
безспорно необходимые для содействия малочисленной, неготовой к войне и бедно
снабженной Румынской Армии.
В ответ Жоффру генерал Алексеев еще раз, подробно и обстоятельно повторил свои
возражения против выдвижения на первое место совершенно второстепенной цели,
которая создавала для нас весьма опасное положение и вела к разброске сил.
В сношениях с министром иностранных дел Сазоновым генерал Алексеев указывал,
что по долгу службы перед Poccией и Государем он не имел права доложить
Верховному Главнокомандующему о присоединении к такой авантюре.
[20]
Но союзники продолжали упорно настаивать. Ими была принята даже такая мера,
как двоекратное обращение президента Пуанкаре телеграммами непосредственно к
Государю с настояниями о скорейшем заключении соглашения между Poccиeй и
Румынией.
Одновременно союзники делали все, чтобы принудить Румынию к благоприятному
для них решению. Все это привело к тому, что Россия была вынуждена уступить, ибо
дальнейшее промедление грозило или присоединением Румынии к неприятелю или ее
немедленным разгромом этим неприятелем до тех пор, пока мы могли ей помочь.
17 августа 1916 г. желанное для союзников соглашеше было подписано и 27-29-31
августа Румышя объявила войну Австро - Венгрии, Турции, Германии, Болгарии.
Для германского верховного командования это было некоторым сюрпризом; оно
ожидало объявления войны не ранее, как во второй половине сентября, т. е. после
окончания сбора летнего урожая (Falkenhayn, p. 323), (частично уже проданного
немцам и австрийцам).
Bcе опасения генерала Алексеева оправдались полностью: к началу 1917 года
новый Румынский фронт оттянул на себя наши 36 пехотных и 11 кавалерийских
дивизий, что весьма неблагоприятно отразилось на всех остальных наших фронтах;
сверх того на нас на наши чрезмерно перегруженные железные дороги и на наш весьма
ограниченный импортный тоннаж легли новые и хлопотливые обязанности по
снабжению и довольствию разбитых румынских apмий.
Нам присоединение Румынии обошлось очень дорогой ценой, но для Франции и
Англии оно было благодетельным событием чрезвычайной важности, ибо принудило
немцев приостановить, а затем и совершенно прекратить их операции по овладению

15. Верденом.
Об этом совершенно определенно засвидетельствовали Людендорф и Гинденбург.
"Положение на западе казалось хорошим. Иначе я не решился бы взять с сильно
теснимого западного фронта еще более дивизий и отправить их на восток, дабы
вернуть там инициативу действий и нанести Румынии сокрушающий удар... Несколько
дивизий были приготовлены, и Его Величество Император согласился с убеждением
отдать приказ о прекращении наступления" (Ludendorff, p. 291).
"Русские атаки временами ставили нас в критическое положение. Мы не могли
думать о решительном наступлении у Вердена или на Сомме. В Галиции мы должны
были удерживать русских любой ценой... Я вынужден был просить Его Величество
Императора отдать приказ о прекращении наступления на Верден" (Hindenburg p. 214).
Сверх того создание нового русско - румынского фронта облегчило положениe
Италии и благоприятно отразилось для союзников у Салоник и в Палестине. Об этом
достаточно убедительно говорит то, что к началу 1917 г. неприятель должен был снять
с других фронтов и перебросить на румынский 32 пехотные дивизии (из них 13
немецких.
[21]
11 австрийских, 5 турецких, и 3 болгарских) и 7 кавалерийских дивизии (2
немецких и 5 австрийских.).
Невозможно отрицать, что ослабление немецкого западного фронтa, вызванное
выступлением Румынии, лишило Германское Главнокомандование всякой возможности
развивать серьезные наступательные операции против французских и английских
армий, опять обрекло неприятеля на продолжение пассивного позиционного
отсиживания и этим вновь дало нашим союзникам столь драгоценное для них время,
существенно им необходимое сначала для накопления новых ударных сил и
средств{11}, а затем, уже в 1917 году, для систематического втягивания в боевой
фронт, постепенно прибывавших войск нового союзника - Северо - Американских
Соединенных Штатов.
Дорогой ценой, но наш долг, всемерной и самоотверженной помощи нашим
союзникам был выполнен честно и нерушимо{12}.
Мы притянули на себя и заставляли неприятеля держать на нашем фронте, 130 с
половиной пехотных и 23 кавалерийские дивизии; во Франции и Бельгии немцы
оставили 129 дивизий, против итальянцев австрийцы могли иметь только 34 дивизии.
Все это способствовало успеху наших союзников в их сентябрьских наступлениях,
облегчило успех итальянцев на Изонцо в сентябpе и октябре и позволило генералу
Сарайлю одержать крупный успех на Салоникском фронте (где у неприятеля осталось
только 12 с половиной дивизий).
VII. КАВКАЗСКИЙ ФРОНТ.
Грандиозный размах и решительное значение боевых операций на русском и
западном фронтах невольно привлекли к ceбе главное внимание военных историков
нашего времени.
Остальные театры военных действий: Мессопотамский, Палестинский,
Дарданельский, Салоникский и даже Сербский и Итальянский получили надлежащую
оценку и освещение в значительно меньшей степени и в больших исторических, и
мемуарных трудах занимают весьма скромное место.
Однако, болеe всего в этом отношении не повезло нашему Кавказскому фронту, как
то случайно и пренебрежительно упоминаемому иногда в вышеуказанных, трудах в
беглом очерке мелких и неважных событий и, ни у наших союзников, ни у нашихъ
врагов не нашедшему безпристрастного и вдумчивого суждения о той достаточно
значительной доли участия в общесоюзной борьбе, которая на него выпала и при
выполнении которой на страницы истории Русской Славы были вписаны Саракамыш,
Эрзерум и ряд побед и разгромов турецких войск с отплатой последним за поражения
союзников на Галлиполи и в Мессопотамии.
Численно небольшая, но сильная духом Кавказская армия в ру-

16. [22]
ках талантливого и волевого вождя генерала Юденича стала непоколебимой стеной
на пути победных планов Энвера - Паши, мечтавшего не только о завладении Кавказом
и Туркестаном, но и о дальнейшем вторжении в восточные пределы Poссии.
Кавказский фронт притянул к себе около двух третей турецких вооруженных сил,
нанес им ряд последовательных и жестоких поражений, почти уничтоживших целые
корпуса и разметывавших турецкие, армии победителей на Галлиполи и у Кут -эль-
Амарны, и вне всякого сомненния весьма существенно способствовал облегчению
Азиатского положения союзников во все время, войны, как в периоды операций на
Галлиполи, так и в Мессопотамии и в Палестине на как будто бы, и весьма
второстепенных, но для Англичан, - а, следовательно и для общесоюзных интересов -
очень важных и жизненных, участках военных действий.
VIII. ПОСЛЕДНИЕ НАПРЯЖЕНИЯ РУССКОЙ АРМИИ.
Наступил роковой для нас 1917 год. Русская армия, хотя и обезкровленная
огромными потерями и лишившаяся почти трех четвертей своих основных кадров за
зиму пополнилась и получила возмозеность отдохнуть, подучиться. Ее боевое и
техническое снабжение, далекое еще от какого, бы то ни было сравнения с союзниками
и неприятелем, все-же поправилось и до известной степени могло быть признано
удовлетворительным. Казалось, все позволяло надеяться, что подходило время
разсчитаться с врагом за все прощлые неудачи и довести войну до победного конца.
И вдруг все это рухнуло самым неожиданным и нелепым образом{13}. Из
небольшого, костра Петроградского рабоче-солдатского бунта разгорелся пожар,
российской революции. Под соединенными усилиями внутрироссийских и заграничных
революционеров, поддержанных немецким золотом и недомыслием, слепотой, изменой
и предательством членов Государственной Думы, либерально - радикальной
интеллигенции, фрондировавших придворных кругов и при позорном содействии
некоторых иностранных дипломатов и наших собственных представителей высшего
военнаго командования рухнула тысячелетняя Российская Империя.
Из Poccии вынули Ее душу: по весьма образному выражению одного старика
крестьянина "сбили с Матушки Poccии Царские обручики, бережно, крепко и умело Ее
державшие... и разсыпалась Русская Клепка...".
Русские вооруженные силы, истомленные трехлетней войной, не выдержали, да и
не могли выдержать свалившейся на них лавины революционного развала и
пораженческой, неприятельским золотом питавшейся пропаганды, полной всяких
демагогических и заманчивых посулов и обещаний до мира во что бы ни стало
включительно.
С марта 1917 г. Русская армия умирала; уцелевшие островки верных долгу
постепенно захлестывались грязными волнами шкурных и животных интересов
разлагавшихся солдатских масс; но даже и в своей
[23]
aгонии "уже покрытая ядовитой сыпью большевизма, наша армия все ещe
продолжала самоотверженно выручать союзников, дав возможность Фpaнции
продолжать заниматься лечением своей вооруженной силы, а Англии развернуть и
устроить на континенте свои армии..." (Керсновский "История Русской Армии. IV, стр.
995).
В июне -июле отдельными ударами наших последних наступлений, выполненных по
настоянию обезпокоенных союзников, мы настолько встревожили германское
верховное командование, что оно решило разделаться окончательно с Poccиeй и этим
развязать ceбе руки на востоке. Престиж наш даже в это время был еще настолько
велик, что для исполнения такой операции немцы признали необходимым и рискнули
снять с западного фронта и перебросить против нас шесть дивизий{14} (Ludenrff TT. II,
р 38).
Но как записал в своих воспоминаниях Гинденбург "войска Керенского не походят
на войска Брусилова. Прошел целый год со времени последнего наступления - год