5. 6
шейся Родины, — с такой отрадой принимала и понимала
древние слова моя «треисподняя».
Известное выражение «Все мы вышли из Пушкина» при-
менительно к истории нашей словесности нужно отодвигать
дальше — к «Слову о полку Игореве». Русское искусство,
а литература в особенности, в большей части оттуда — из
художественной, эмоциональной и идейной структуры «Сло-
ва», из его страстной патриотической одушевлённости и по-
этической возвышенности, и, пока «Слово» было в забвении,
интуитивно держалось тех же правил. Так много и полно о
русской доле было сказано «Словом» и с такой изнуряющей
правдой и вместе с такой спасительной верой, что всё это в
единстве стало первым и необходимым условием литерату-
ры. Призыв на определённом этапе духовной высоты пере-
шёл во вдохновенную проповедь, проповедь при ослаблении
исторической памяти вернулась к объединяющему призыву.
Редчайшую изобразительную красоту после «Слова» грешно
было терять, природа для того, кажется, и создала русский
язык, чтобы в полной мере выразить себя, и отечественная
наша словесность, питавшаяся народной поэзией, в ХIХ веке
с заходом в ХХ добилась едва ли не абсолютного слуха.
Художническая отвага автора «Слова» и гражданское его
возбуждение дали прекрасные плоды.
Две вещи поражают меня всякий раз, когда я перечиты-
ваю «Слово». Первая: что и в те времена у русского человека
была богатая история. Факт известный, но удивляет обраще-
ние автора к ней не как к минувшему и отошедшему, а как
к единому живому народному организму, где всё одинаково
важно и необходимо — и вчерашнее, и сегодняшнее. Собы-
тья старины глубокой так же естественно и полноправно
вступают в «Слове» в настоящее, как левая нога при ходьбе
приставляется к правой. Предки наши в этом смысле были,
похоже, умней и памятливей нас.
И второе. Замечаем ли мы, что «Слово» — это энцикло-
педия русской души во всех её лучших и не самых лучших
качествах? По внутренней своей системе минувшие века
мало изменили нас, мы до сих пор внуки Даждьбога и в
огромной степени зависим от природного мира, в кото-
ром были рождены и который воспитал наш общий харак-
тер. И свычаи, и обычаи, и верования, и труды наши от той
земли, которая была отчиной и дединой ещё нашим пред-
кам. Это применительно, очевидно, не только к русскому
человеку, но к русскому по засеянному в нём с самого на-
чала зерну — в особенности. И потому есть все основания
считать, что ничто так сильно и разрушающе не влияет на
нашу душу, ничто так не опустошает её и не изгоняет, как
безоглядное и неразумное, в угоду сомнительным времен-
ным интересам, изменение окружающей нас природной
почвы.
Нелишне бы помнить об этом, чтобы, пользуясь строкой
из «Слова», не «встала обида в силах Дажьбожа внука».
Валентин РАСПУТИН
6.
7. 10
1
Слово святорусское — как совесть.
Не пора ли, братья, рассказать
О походе Игоревом повесть,
Будто Русский Узел развязать.
Не по замышлению Бояна,
По былинам нынешних времён
Песнь начнётся и залечит раны —
Те, что кровоточат испокон.
Коли запоёт Боян бо вещий,
Свяжет мир небесный и земной,
Белкою по древу затрепещет,
Серым волком прянет под луной,
Вскинется орлом под облаками,
Вспомнит про усобицы князей,
Будто десять соколов пускает
На летящих стаей лебедей.
Соколиных братьев окликает
Лёгкий сокол посреди небес,
И какую лебедь настигает,
Та и первой запевает песнь
8. 12
Мудрому ли князю Ярославу,
Что свои победы не забыл,
Храброму ли воину Мстиславу,
Что Реде’дю грозного убил
Пред полком косо’жским
в поле бранном,
Или Красному,
что смерть в бою сыскал,
Песню Святославичу Роману...
Но Боян не соколов пускал, —
Он, персты на гусли воскладая,
Бремя жизни струнами пронзал,
И они волшебно рокотали
Славу русским воинам-князьям.
2
Так начнём же нашу повесть, братья,
От Владимира до сих времён,
Где скликает Игорь рать за ратью
Под сиянье алое знамён.
Он своих дружинников взлелеял,
Мужеством их копья заострил,
Страхи и сомнения развеял,
Землю Половецкую воззрил.
И в стожарах духа боевого,
Над полками разметав крыла,
Клекотало Игорево слово...
А комо’ни грызли удила.
9. 3
Тьмой покрылся в небе солнца слиток.
Игорь кличет воинов своих,
С толку сбитых, чернотой увитых,
В темноте увещевает их:
«О, дружина! Твоё знамя взвито!
Мы из Дона будем славу пить!
Лучше лечь за Родину убитым,
Чем врагами полонённым быть.
Сядем на коней своих горячих,
Открестившись от неясных дум,
К Дону своенравному поскачем!»
Уступил желанью княжий ум.
10. 16
Предзнаменованием Господним
Пренебрёг великорусский князь.
И любимым воинам, как сродник,
Говорил, ликуя и ярясь:
«Поля Половецкого достигнуть
Нам пора, чтоб Русь не посрамить,
На Дону полки свои воздвигнуть
И копьё у Поля преломить.
С вами, братья, вдалеке от дома,
Я собой не стану дорожить.
Либо шлемом воду пить из Дона,
Либо буйну голову сложить!»
4
Соловей-Боян, сказитель древний,
Как бы ты походы те воспел!
Ты б спешил по мысленному древу
И умом в подоблачье летел.
Ты бы рыскал по тропе Трояна,
И поля, и горы прозревал,
Времени земного свиток рваный
Ты бы славой русскою сшивал.
11. 18
Перед войском как бы тебе пелось!
Так рыдает в поднебесье медь.
Так бы внукам Велеса хотелось
Песню славы Игорю пропеть:
«Сквозь поля широкие, глухие
Соколо’в не буря понесла,
К Дону мчатся лошади лихие,
Стаи галок поглотила мгла».
Или так бы начал петь Боян,
Внук Веле’сов: «Кони ржут за Су’лой...
Жаждет битвы святорусский стан,
Чтобы слава крыльями взмахнула,
Чтобы пела в Киеве она,
В Новеграде трубами блистала
И в лучах небесного окна
Стягами в Путивле трепетала».
12. 20
5
Игорь видит Всеволода-брата,
Буй Тур Всеволод заводит речь:
«Брат, не ради серебра и злата
Я булатный поднимаю меч.
Ты мой светлый, ты мой брат единый,
Святославичи мы с юных дней.
Я привёл тебе свои дружины,
Так седлай же яростных коней!
Кони долгогривые готовы,
Сёдланы у Курска моего.
А куряне-воины суровы,
Не боятся чёрта самого.
13. 22
Под победный, трубный звон повиты,
С малолетства вскормлены с копья,
Из шеломов вспо’ены для битвы —
Веры и Отчизны сыновья.
Сто дорог у во’ев за плечами,
Славою изо’стрены мечи.
Как гробы, раззявляны колчаны,
Стрелы — раскалённые лучи.
Во’и, словно волки, рыщут в поле,
Ночь пронзают зоркою совой,
Ищут себе чести, ратной доли,
Князю трудной славы боевой».
6
Игорь-князь с отвагой молодою
Впереди дружины поскакал.
Солнце тьмущей тьмой или бедою
Степь живую бросило в провал.
Солнце мраком тропы заступало,
Не видать ни копий и ни лиц.
Ночь грозой полдневною стонала,
Поднимала загалдевших птиц.
Рык звериный в поле раздавался,
Встрепенулся многоликий див,
На вершину дерева взобрался,
Голубую молнию схватив.
14. 24
И велел прислушаться средь молний
К Су’рожу и к Волге.
Выкликал
Ко’рсунь и Посу’лье, и Поморье,
Степь,
где каменным болваном смотрит
Половецкий край Тмутаракань.
И рванулся половец мятежный
К Дону сквозь мерцание и чад.
Мчат телеги в полночи кромешной,
Словно в небе лебеди кричат.
Степь чернеет у’гольем остылым,
Битва несусветная грядёт.
По земле незнаемой, пустынной
Игорь к Дону воинов ведёт.
15. 7
Сто несчастий Игорю пророчат
Птицы по столетним деревам.
Див жестокий кычет и хохочет,
По оврагам волк возлютовал.
Тут и там во мгле белеют кости,
Волки воют, тьму клыками рвут.
С клёкотом орлы летят к замостьям
И зверей на пиршество зовут.
Молнии вонзаются, как спицы,
В буйную дружину с высоты.
Мгла двоится и, крутясь, лисицы
Брешут на червлёные щиты.
Убегай, лисица! Прячься, птица!
Дай постичь чужую даль умом.
Русь моя, печальная зегзица,
Ты уже исчезла за холмом.
8
Ночь померкла.
Зорька уронила
Алый свет на волглые поля.
Щёкот соловьиный усыпила,
В небе стаи галок веселя.
Русичи червлёными щитами
Перегородили тьму и свет,
Чтоб из поля высечь чести пламя,
Князю — славу, коей выше нет.
16. 28
В пятницу сырую спозаранок
К русским вежам крались степняки,
Но славяне посекли поганых,
Смяли половецкие полки.
Девушек помчали половецких,
С ними злато, шёлк и серебро,
Па’волоки, бархат, самоцветы —
Половецкой вольности добро.
Кожухами топкий путь стелили,
Узоро’чье сыпали с телег,
И обозы тяжкие тащили,
И топили среди быстрых рек.
Князю Игорю —
хоругвь из шёлка,
Стяг червлён, копьё из серебра,
Бунчука’ багрянистая чёлка —
Он иного не желал добра.
17. 30
9
Дремлет в поле воинство Олега,
Храброе, высокое гнездо.
Подустало от земного бега,
Принакрылось тёплою звездой.
Невозможно быть ему убиту,
Войско рождено среди равнин
Ни орлу, ни кречету в обиду,
Ни тебе, поганый половчин.
Ищет войско соколиной доли...
Но стремится серым волком Гзак,
Путь ему прокладывает к Дону
Когти распускающий Кончак.
10
День другой соткал из зорь кровавых
То ли тучи, то ли чёрный свет,
И четыре солнца пробивают
Среди молний свой бессмертный след.
Быть на свете мировому грому,
Быть дождю из оперённых стрел.
Изломаться копьям о шеломы,
Пасть на груды половецких тел.
Биться саблям на реке Каяле,
Небесам качаться ходуном.
Мы у Дона.
Лошади заржали.
Русь моя, уже ты за холмом.
19. 34
11
Дети би’совые облепили
Нашу славу до морской воды.
Русичей дружины обступили,
Окружили красные щиты.
А земля гудит вселенским гудом,
Реки мутно вдоль земли текут.
Пыль взошла...
Во вражьем стане лютом
Стяги плещут,
половцы идут.
Ветры — внуки шумного Стрибога —
Стрелами повеяли с морей
На полки хоробрые, где много
Русских полегло богатырей.
12
Ярый Буй Тур Всеволод! Нещадно
Половчан ты рубишь и громишь,
Прыщешь стрелы и мечом булатным
О шеломы во’рогов гремишь.
Золотым посверкивая шлемом,
Скачешь ты в четыре стороны,
И летят поганые налево,
И направо падают они.
Не считая раны, светишь ликом,
Вспоминаешь Родину, престол,
Незабвенный, верный град Чернигов
И отцовский золочёный стол.
С битвами на поле брани свычный,
Всеволод — для половцев гроза —
Помнит каждый све’тень и обычай,
И желанной Глебовны глаза.
20. 36
13
Отлетели времена Трояна,
Ярослава годы отошли.
Отзвенел Олег на поле брани,
Святославич, ты в какой дали?
Как ты сеял стрелы в до’льней рани
И крамолу жёсткую ковал,
В золотом седле в Тмутаракани
По былому времени скакал.
Звон твой слышал Ярослав великий,
А Владимир — Всеволода сын,
Чтоб тебя не слышать,
в град Чернигов
Уходил, как истый славянин.
А Борис-то Вячеславич вовсе
До суда дожился похвальбой,
На реке на Каниной, под осень,
Рассчитался с собственной судьбой.
С той Каялы до Святой Софии,
Подгоняя иноходцев ход,
Святополк отца увозит в Киев,
Тем и кончен горестный поход.
Ольгович Олег,
ты — Гориславич,
Горе высевал среди друзей,
Растлевал усобицами слабых
Да и сильных русичей-князей.
Словно в преисподнюю — дорога
Русь вела, где пустота и грусть.
Гибло достояние Даждьбога,
Погибала молодая Русь.
21. 38
В княжеских крамолах сокращались
Жизни и сокровища страны.
Пахари на ниве обнищали
Посреди родимой стороны.
Галки ви’лись над её судьбою,
Тщились тело Родины клевать.
И воро’ны граяли прибоем,
Собирались падаль добывать.
14
Всё случалось в давние походы,
Но такого не было нигде,
Чтобы слава и судьба народа
Пропадали в зле и нищете.
Так с утра до вечера слепого,
С вечера до белого утра
Веют стрелы и гремят оковы,
Не изыдет смертная пора.
Средь земли не нашей, не отецкой,
Кровью истекая сквозь поля,
В битве с чёрной силой половецкой
Пропадает русская земля.
15
Что мне шумит, что мне звенит
При свете утренней зари?
Дружине Игорь говорит:
«Дружина, в поле посмотри!
Мне жалко Всеволода!
Брат,
Мы бились с половцем три дня.
Нас окружил кровавый ад,
И нету силы у меня.
22. 40
Поникли стяги.
Сатана
Бесчестье кинул мне — лови!
И недостало мне вина,
Что замешалось на крови».
И разлучились братья тут
На берегу Каял-реки.
Здесь скоро травы отомрут
И пир закончат степняки.
16
Невесёлое время настало,
Войско скрылось в пустыне, где страх.
И не дружба дружину спаяла,
А обида в Даждьбожьих войсках.
И обида, как дева, вступила
На Троянову землю и там,
Словно лебедь, крылами забила,
Чтобы радость досталась не нам.
Прогнала времена изобилья,
Прекратила братанье князей.
Опустила притворные крылья
Над печальною Русью моей.
Принялся брат о брате злословить,
Говорить, «то’ и это — моё»,
Позабыв драгоценное Слово,
Позабыв даже имя своё.
Стали «малое» кликать «великим»
И на ближних крамолу ковать,
До сих пор льются стыдные клики,
Невозможно на них уповать.
И никто из князей не поведал,
Как сердца их томились во зле.
А поганые снова с победой
Шли по горестной Русской земле.
23. 42
17
Сокол Игорь залетел далёко,
К морю, побивая грозных птиц.
Без полков родимых одиноко,
Хоть пади со скорбным плачем ниц.
Плакала о войске Ка’рна!
Же’ля
Поскакала по родной земле,
В роге пламя мыкая...
Запели
Жёны песню о своём былье:
«Не ходить нам в шубах горностая
И не трогать злата-серебра.
Порвала — родимых — волчья стая,
Навалилось горюшко-гора.
Нам не видеть лад своих любимых,
Мыслями не мыслить, а сгорать,
Думами не думать, лишь незримо
Нам пристало в градах умирать».
18
И заплакал стольный город Киев,
На Чернигов хлынула напасть.
И тоска, а не мечты благие,
По земле славянской разлилась.
Князь на князя, будто бы в погоню,
Друг за другом ки’дались с утра.
А поганцы рыскали на ко’нях,
Брали дань по векше со двора.
24. 44
19
Игорь, Всеволод,
вы два хоробрых брата.
Вам мой, Святославичи, укор.
Ваш Боян вам говорил стократно:
Из коварства вылился раздор.
Тот раздор рассеять попытался
Ваш отец — великий Святослав.
Он грозой для половцев остался,
Землю их победами поправ.
Он бивал их сильными полками,
Превращал становища в дымы,
Рассекал булатными мечами,
Притоптал овраги и холмы.
Иссушил потоки и болота,
Возмутил озёра, поймы рек.
Кобяка из-под его оплота
Взял и бросил в пыль между телег.
Из полков железных половецких
Будто вихорь Кобяка исторг.
Пал Кобяк.
Венецианцы, немцы
Изливали князю свой восторг.
Тут и греки, турки и мора’вы
Лишь одним желанием горят,
Чтобы высечь славу Святославу,
А другие — Игоря корят.
Мол, богатства потопил в Каяле:
Горы самоцветов, серебра.
Будто гири, те слова упали...
Может, в рабство Игорю пора?
25. 46
Игорь-князь не возымел престола,
Золотого не вернул седла.
Приуныли города и сёла,
И беда меж ними потекла.
Вновь картина страшная возникла:
Князь садится в рабское седло.
В горечи — веселие поникло,
Притупились жизнь и ремесло.
20
На горах во Киеве могутном
Говорил боярам Святослав:
«Этой ночью сон я видел смутный,
Будто я в болезни приослаб.
Чёрным покрывалом накрывали
На кровати тисовой меня,
В птаху превратиться не давали,
Улететь из ночи в щёлку дня.
Не давали полететь над морем
Или щукой увильнуть на дно.
Лишь густое, смешанное с горем,
Черпали мне синее вино.
Сыпали мне из пустых колчанов,
Застилая к свету ближний путь,
Крупный жемчуг половцев поганых
На мою иссе’ченную грудь.
Уже доски без князька торчали
В златоверхом тереме моём.
А в светлице — чёрные колчаны,
Снова жемчуг, снова кровь на нём.
Во’роны у Плесеньска стонали,
А в предградье у Кияни — шум...»
И бояре, пошепчась, сказали:
«Горе, князь, твой полонило ум.
Это ведь два сокола слетели
С отчего престола и опричь
Покорить Тмутаракань хотели,
Дону своенравного достичь.
Соколо’в — поганые — за лесом
Спящими, ледащими нашли,
Тяжким поопутали железом,
Молодые крылья подсекли».
26. 48
21
В третий день два солнца закатились,
Будто два багряные столба,
С ними в тень два месяца спустились:
Святослав с Олегом.
Не судьба
Петь победу в громовых раскатах.
В тёмном море буря поднялась,
И полоска долгого заката
Тьмою кровяной заволоклась.
В Хи’новах взлетели не турпаны,
Смелость возбудилась, гой еси!
Словно хищный выводок гепардов,
Половцы простёрлись по Руси.
Пал позор на вековую славу,
На свободу сила налегла.
Вот он сон, что снился Святославу.
Крикнул див, заверещала мгла.
Русским златом хвастаясь у моря,
Готские красавицы поют,
Время Буса славят нам на горе,
Будто зори с неба достают.
Воспевают месть за Шарукана,
Песни синей ночи отослав.
Мрёт дружина от веселья ханов...
И в ночи — великий Святослав
Изронил пронзительное слово,
Что в слезах отцовских замешал:
«Ныне Игорь, Всеволод — в оковах.
Сыновья, мне вас, родимых, жаль!
Смелостью обжиты ваши крылья,
Из булата — храбрые сердца.
И хоть кровь поганых вы пролили,
Всё же вы ославили отца.
27. 50
Вновь на землю двинулись напасти,
Горе моей княжей седине.
Нет уже ни вольности, ни власти,
Правит див на отчей стороне.
Я уже не вижу Ярослава —
Дорогого брата моего,
Ни бояр черниговских, ни славы,
Ни рабов, ни воинства его.
Топчаки’, шельби’ры и реву’ги,
О’льберы, татра’ны — все они
Ярослава воины и слуги —
Были рядом с нами искони’.
Раньше, с засапожными ножами,
Тюрки, простолюдье, мужики
Кликнут в степь,
и в до’льний мир бежали
Во’рога ничтожные полки.
Но сыны, ведь это вы сказали,
Мол, былую славу украдём,
Средь врагов помужествуем сами,
Новой славы, крови ли найдём!
Мне кольчугу, что ли,
вновь надеть,
Достигая рати половецкой,
Только мне во по’ле не глядеть
С удалью всё той же молодецкой.
Сокол птиц сбивает на лету,
Но с годами старится, линяет.
И хотя теряет красоту,
Своему гнезду не изменяет.
Время — стрелы мечет у виска,
Саблями — у Римова — сверкает.
Мне друзья-князья не помогают,
Князь Владимир кровью истекает...
Горе сыну Глебову, тоска!»
28. 52
22
О великий Всеволод! Дай Боже,
Чтоб ты мог по Киеву пройти.
Неужели мысленно не можешь
Прилететь и праздник соблюсти?
Ты ведь мог бы досягнуть до солнца,
Вёслами всю Волгу расплескать,
Дон шеломом вычерпать до донца,
Копья в ре’це посуху метать.
Сел бы ты во Киевской палате
И раскрыл с богатством короба,
Продавал рабыню по ного’те,
По единой ре’зани — раба.
23
Эй, Давыд великий, Рюрик буйный!
Ваши во’и в золоте и вы
По реке стремились пенноструйной,
Иль в шело’мах плыли по крови.
То не ваши ль храбрые дружины
Рыкают, как туры,
на войне,
Раненные саблями чужими
В лютой и незнаемой стране.
Так вступите ж в стремена литые
За обиду времени сего,
Поднимите сабли золотые,
Чтоб вершить победы торжество.
За родную русскую землицу
И за раны Игоря, за тех,
Кто в Руси Великой возродится
И вернёт ей боевой успех.
29. 54
24
Ярославе! Осмомысл Галицкий!
На престоле ты сидишь века.
В кресле златокованом, как птица,
Княжества ты видишь свысока.
Ты подпёр железными полками
Гор Венгерских череду и крепь,
Тяжести несёшь под облаками,
Дверь Дуная заперев на цепь.
Грозы мчат из твоего оплота,
Заступив дорогу королю.
Отворяешь в Киеве ворота,
Будто стелешь день по ковылю.
Отправляешь ты своих салтанов
Зе’мли вызывать издалека,
Прицеплять к Руси другие страны.
Лучше сбей в полёте Кончака!
Встань за Землю Русскую!
Ты русич!
И за раны Игоревы встань,
Чтоб избавить Родину от грусти!
Чтобы победить Тмутаракань!
30. 56
25
Эй, Мстислав!
Романе благодатный!
Вас судьба на подвиги влечёт.
Высоко взмывает подвиг ратный
И в отваге половцев сечёт.
Соколы, на битву вы летели,
Чтоб низринуть копьями ярем,
По’двязи железные надели
Под латинский золочёный шлем.
Ведь от вас всей глубью содрогнулись
Хи’нова, Ятвяги и Литва,
Дереме’ла!
Недруги согнулись
На пути у вас, как дерева.
Бейтесь, чтобы во’роги померкли,
Опустили ярые мечи,
Копья со знамёнами повергли
И от Дона выдали ключи!
31. 58
26
Игорь-князь угрюмится, как солнце
В день затменья.
Видно, не к добру
Лист опал с деревьев и пасётся
Игорева горечь на юру.
По Суле’, по Ро’си расхватали
Города.
Позора не сносить!
Игорева войска в чёрной да’ли
Мёртвою водой не воскресить.
И донской не оживить водою...
Ольговичи, храбрые князья,
Вы на брань спешили, но бедою
Окропили Русские края.
27
Ингварь и — Мстиславичи все трое,
С вами ярый Всеволод всегда.
Вы могли бы свергнуть даже Трою —
Птицы соколиного гнезда!
Вы Руси владенья захватили
Не по праву признанных побед.
Где же ваши шлемы золотые,
Польских копий поднебесный свет?
В диком поле заградить ворота
Вам пора, суровые князья!
Русь родную отстоять охота,
Русской воли отдавать нельзя.
32. 60
28
Су’ла-речка не течёт струями,
И Двина в болота отошла.
Полоцк пуст, а полочане в яме,
По округе — пепел да зола.
Сын Васи’льков, Изяславе быстрый,
Ты один мечами позвенел,
Из литовских шлемов высек искры
И Всеславу-деду гимны спел.
Сам же под червлёными щитами
Был литовским воинством прибит.
На траве кровавой пал и замер,
Своей горькой славой знаменит.
«Князь, твою дружину приодели
Крылья птиц.
Ты брови не суровь!
Птицы взмыли в небо и запели.
Лисы, волки вылизали кровь».
Не было тут брата Брячислава,
Рядом друга Всеволода нет.
Изронил ты душу сквозь оправу
Жемчугом рассыпавшихся лет.
Очи, как озёра, просветлели,
И, на небо тёмное спеша,
Через золотое ожерелье
Улетела юная душа.
33. 62
29
Голоса поникли, приуныли.
Трубы городенские трубят.
Русь моя, неужто ты в могиле?
Веси твои росные скорбят.
Внуки Ярослава и Всеслава,
Вы себя крамолами сожгли,
Силу изничтожили и славу...
Преклоните стяги до земли.
Вы себя обременили ложью,
Половцам
приберегли ключи...
В де’дичей заржавленные ножны
Киньте повреждённые мечи.
Вы поганых до земли отецкой
Допустили, возымели зло.
Так насилье рати половецкой
Из усобиц ваших притекло.
34. 64
30
Век седьмой сошествовал Троянов.
Кинул жребий хитрый лис Всеслав
О девице милой.
И обманом
К Киеву отправился стремглав.
До престола дотянулся древком,
Лютым зверем в Белгород скакнул,
Счастья до’был с молодою девкой,
Как Горыныч синей мглой дыхнул.
С трёх попыток отворил ворота
Новограда и расшиб удел
Ярослава,
будто снял с заплота
Кочета, что на закате пел.
Прянул волком и на сломе суток
До Неми’ги долетел с Дуду’ток.
31
А в Неми’ге стелют головами
Красные кровавые снопы,
Бьют снопы булатными цепами,
Даже кони встали на дыбы.
Стрелами-поло’вами ширяют,
Веют души из умерших тел,
В небесах ворота растворяют,
Чтобы дух, как роздых, улетел.
На току кладут младые жизни,
Как созвездья юные — гроздьми,
Берега кровавые Отчизны
Выкладают русскими костьми.
35. 66
32
Князь Всеслав
суды над Русью правил,
Города князьям иным рядил,
Сам себя неправдою прославил,
Рыскал волком посреди могил.
С Киева до той Тмутаракани,
Ве’рхом жизни, или же верхо’м,
Успевал по глянцевитой рани
К Хорсу добежать до петухов.
Пропадали лошади гнедые,
Князь ловил их посреди времён.
В Полоцке звонили у Софии,
Он же слышал в Киеве тот звон.
Был он хитрым,
хоть и слыл отсевком,
Был хоробрым, но от бед горел.
Наш Боян послал ему припевку,
Ту, что в князе разумом узрел:
«Ни летящей птице, ни Парису,
Ни тому,
кто ходит Русь клевать,
Ни хорю, ни хитромудру лису —
Божьего Суда не миновать».
36. 68
33
Русь — добра порастеряла перлы,
Ей от зла приходится стонать
И княже’нье князей самых первых
С радостью и болью вспоминать.
Ныне стяги Рюриковы веют
И ещё — Давыдовы кругом.
Только зря те стяги пламенеют,
Копья врозь поют и ни о ком.
Старого Владимира — безбожный
Мир хулой пытался пригвоздить...
Русь такую видеть невозможно
И крамолы русской не простить.
34
На Дунае плачет Ярославна,
Заслоняясь от семи ветров.
О недоле мужа,
не о славе
Слышен голос посреди миров.
В поле див насторожился зычный...
Ярославна плачет: «Полечу
Над землёй кукушкой горемычной,
Свой рукав в Каяле омочу.
Как волчица серая завою,
Отыскавши князя на юру,
Раны его страшные промою,
Слёзы гнева и стыда утру».
Ярославна рано-рано плачет
На стене высокой городской:
«Ветер мой, ты иноходцем скачешь,
Унеси меня с моей тоской.
37. 70
Ты, ветрило, веешь мне навстречу
Смертным прахом.
Ветер, отчего
С высоты варяжьи стрелы мечешь
На дружину князя моего?
Лучше б ты своей могучей дланью,
Разгонял туманы кораблю.
Ты зачем моё веселье ранил,
Душу разметал по ковылю?»
Ярославна плачет над Путивлем,
Руки простирая до Днепра:
«Днепр Словутич,
всевеликий, ты ли
Насылаешь на судьбу ветра?
Днепр Словутич,
ты на дело скорый,
Князь тебя и холил и любил.
Ты могутный, ты века и горы
В землю Половецкую пробил.
Днепр Словутич, ты един в округе,
В небе догоняя облака,
Как пушинки, Святослава струги
Ты носил до стана Кобяка.
Прилелей мне, господине, ладу
С чужедалья дикого того,
Дабы горьких слёз ему не слала
Ярославна верная его».
«Лада Игорь, твоя жизнь на донце, —
Ярославна плачет на стене, —
Свете, свете, трижды свете, солнце,
Чёрный зной обороти ко мне,
Чем сжигать у Игоря дружины,
Спёкшиеся губы их палить!
...Вороньё над ладой закружило,
Войску князя быть или не быть?
38. 72
Ты, Ярило, луки им скрутило,
Стрелы превратило в белый дым,
И гортани горем позабило,
И колчаны позаткнуло им».
35
Море вдруг зазябло с полуночи,
В небе смерчи тучами идут.
Игорь к небу поднимает очи,
Видит: звёзды через кровь растут.
Бог спустил тумана полотенце,
В поле путь наметил, как иглу, —
Из земли далёкой Половецкой,
К золотому, отчему столу.
36
Зори сгасли над летучим Доном,
Игорь спит, бодрится ли в тиши,
И поля — от Дона и до дома —
Измеряет трепетом души.
Князь,
в плену ты не найдёшь покоя,
Русь затмилась, никнут зеленя.
Вот Овлу’р присвистнул за рекою
И позвал буланого коня.
Княже Игорь, разумей Овлу’ра,
Бога о прощении моля.
Смялась полночь, как овечья шкура,
Кликнула и стукнула земля.
Травы жестяные всколыхнулись,
Закачались в небе дерева.
Вежи половецкие проснулись,
Загугукал див или сова.
39. 74
Игорь в поле
прыснул горностаем,
К тростнику ночному повернул,
Примыкая к лебединой стае,
В воду белым гоголем нырнул.
Игорь горечь и позор изведал,
К дому мчался соколом скорей,
К ужину, на завтрак и к обеду
Побивал гусей и лебедей.
Конь и тот, и этот надорвался,
Игорь-сокол обходил грозу,
И Овлу’р матёрым волком мчался,
Стряхивал студёную росу.
37
Говорит Донец:
«О княже Игорь!
Мало ли величия тебе,
Кончаку нелюбья или ига,
А Руси всеславия в борьбе!»
Не сумняшесь, Игорь отвечает
Пенному и резвому Донцу:
«На волнах ты Игоря качаешь,
А тебе ль величие к лицу?
40. 76
Нёс меня ты на своих просторах,
Выстилал туманом берега,
Сеял травы на холмы и горы,
Мой великий княжич и слуга.
Ты хранил
мой путь неистребимый,
Где я чайкой в омут заплывал,
Спал на во’лнах, гоголем хранимый,
В че’рнядях обличие скрывал».
38
Стугна речка вовсе не такая,
Что катила скудную струю,
Ручейки в пути подстерегая,
К устью расширяя длинь свою.
А потом запучилась, взалкала:
Нет нигде и стала вдруг везде,
Молодого князя Ростислава
Утопила в яростной воде.
Цветики застыли многоглаво,
И согнулось дерево в дугу.
Плачет мати князя Ростислава
У Днепра на тёмном берегу.
41. 78
39
Сорок сороко’в застрекотали,
Див по небу побежал бегом.
Игорь-князь,
вон за тобой из да’ли
Мчится Гзак с поганым Кончаком.
И замолкли галки и сороки,
Во’роны не граяли в тоске,
Только полоз
ползал одинокий,
Дятел путь показывал к реке.
Тихим змеем ветер завивался
И катился Игорю вослед,
Соловей бессмертный заливался,
Возвещая благостный рассвет.
40
«Пусть в гнездо
летит небесный сокол, —
В темень Гзак бросает Кончаку, —
Как бы сокол не взлетел высо’ко,
Не дадим достичь гнезда врагу.
Мы его живого соколёнка
Стрелами калёными пронзим».
В поле воет времени воронка,
Гзак по полю стелется, как дым.
Тут Кончак встревает,
тьмою мглится:
«До гнезда он долетит едва.
Соколёнка красною девицей
Мы с тобой опутаем сперва».
42. 80
Усмехнулся Гзак под ивой тонкой,
Будто старый хитромудрый зверь:
«Если поопутать соколёнка
Красною девицею, поверь,
Мы ни соколёнка, ни девицы
Не получим вовсе, и тогда
Нас начнут клевать чужие птицы
В Поле Половецком без труда».
41
Пели песнотворцы Святослава —
И Ходына, и Боян чуть свет:
«Для Олега и для Ярослава,
И для многих есть у нас завет:
Тяжко голове без плеч и тела,
Телу — жизни нет — без головы,
Так же и без Игоря не дело
Жить среди Руси, среди молвы».
42
Жизнь в позоре горестна, нелепа,
Как же быть,
как обходиться с ней?
Снова солнце высветлило небо,
Игорь-князь — на Родине своей.
На Дунае не витает горе,
Де’вицы над Киевом поют,
Голоса их льются на просторе,
Будто гнёзда солнечные вьют.
43. 82
Игорь слышит радостные песни,
Избежав глумливой кабалы,
И взирает на родные веси:
Сёла рады, грады веселы.
Голоса звучат до поздней нощи,
Игорь по Бори’чеву летит
Ко святой — великой Пирогощей,
Может, Богородица простит.
43
Пели песни старики когда-то,
Ныне петь пристойно молодым,
Славить братьев,
не доставших злата,
Но известных подвигом своим.
Слава Святославичей, как лава,
Потечёт, недоброе поправ.
Игорю и Всеволоду слава!
Будь, Владимир Игоревич, слав!
Противу нашествий чужестранных
Вы стояли, каждый Богом дан.
Били злонамеренных, поганых,
Поднимали знамя христиан.
44. 84
44
Будьте здравы, Русские дружины
И святые русские князья!
Вы себя за веру положили,
Русской славы забывать нельзя!
45
Русь жива —
святыня из святынь!
Слава Русской Родине!
Аминь!
2000—2005 гг.
45. 86
ВЕЛИКАЯ РУССКАЯ ЗАГАДКА
Много разных загадок в нашей литературе, если присмотреться. Загадо-
чен пушкинский «Пророк» с кровавым змеиным жалом вместо языка.
Ибо что он может прорицать доброго, если вспомнить, откуда взялась
та мудрая змея, соблазнившая первую человеческую пару. И где взять
противоядие от жгучего глагола?
А неудержимая гоголевская Русь-тройка, в которой всё-таки сидит
продувная бестия!
А великий лесковский сказ о Левше! Вот, мол, и мы умеем кое-что.
Но, право, зачем бросать силу и время на пустяки, не лучше ли было за-
няться более полезным для отечества делом?
Впрочем, в мировой литературе есть ещё одна неувязка, на которую у
нас обратили внимание П. Чаадаев и Л. Толстой. Речь идёт об «Илиаде».
Стоило ли биться двенадцать лет целым народам из-за одной неверной
женщины? Есть, есть в мировой литературе и ещё кое-что подобное, но
даже в этих неувязках мне словно мерещатся разрывы единого корня.
Но самая большая загадка — это зачем было написано «Слово о пол-
ку Игореве»? Да, призыв к объединению. Верно. Но этого мало. А твор-
ческая мощь «Слова», его изобразительное богатство слишком велики,
чтобы иметь столь зыбкую почву, как злосчастный поход и бесславие
князя. Что же всё-таки «Слово»? Дом на песке или воздушный замок?
Н. Заболоцкий уже сравнил его с храмом, но это — литературное срав-
нение и вызывает возражение хотя бы потому, что ежели и храм, то язы-
ческий, а значит, в наши времена бездействующий. А «Слово» действует.
Но дело, разумеется, не в сравнениях.
Что за фигура сам князь Игорь? Он самонадеян. И хотя в пору похода
ему было тридцать четыре года — возраст зрелого мужа, он как юнец
очертя голову бросается в авантюру. Он вероломен, он идёт на своего
союзника хана Кончака. Даже одно это снимает с него ореол величия,
который есть у «Слова». Он не должен был идти в поход. На это было
ему предостережение свыше. Поэтому чёрное солнце — поворотная
точка «Слова». От неё Игорь пошёл поперёк судьбы. «Страсть князю ум
охватила», то есть на него сошло второе затмение, но уже не солнца, а
ума, «желание изведать Дона великого заслонило ему предзнаменова-
ние», и с той минуты благоволившая к нему судьба оставила его, и он
повлёк полк за край полной гибели и личного позора.
Кто автор «Слова», неизвестно. Видимо, он всё-таки был участни-
ком похода, чудом уцелел и написал о нём, ещё не опомнившись. Иначе
зачем ему было тратить свой грандиозный талант на посрамление не-
задачливого князя. По здравом размышлении он не должен был этого
делать. Не так уж в те времена были плодовиты русские писатели, чтоб
разбрасываться. Правда, я хорошо помню, что говорил М. Бахтин о воз-
величении героя через его посрамление, но это не меняет моего отноше-
ния к предмету. Вернёмся к нему.
Хотя Игорь возвратился из плена и даже прожил ещё семнадцать лет,
его как бы нет: он уже оплакан Ярославной, навеки оплакан.
И великое сиротство царит после этого пророческого плача в русской
литературе. Посмотрите, у нас нет отцов, есть старики, жёны, вдовы, ма-
тери и дети, но ни одного отца. Отца, как монументального типа. Есть, к
примеру, незаконный сын, бывший масон Пьер Безухов, есть братья Кара-
мазовы, у которых хотя и есть родитель, но лучше бы его не было вовсе, до
того негодяй; есть даже роман с проблемным названием «Отцы и дети»,
где отцы вызывают жалость и чувство неловкости за них, а дети — глухое
или прямое сопротивление. Вообще в нашей литературе дети крупнее от-
цов, словно так дано от века. И хотя неспроста появилась знаменитая «на-
смешка горькая обманутого сына над промотавшимся отцом», но столь
долгое и упорное укрупнение детей, а не наоборот, возможно, происходит
оттого, что центр тяжести народного идеала смещён из прошлого в бу-
дущее. Это и стало одной из причин своеобразия и бесстрашия русской
литературы. Уже «Слово» обращено к будущему — туда нас влечёт так,
что расступаются, по Гоголю, «другие народы и государства».
На чём всё-таки держится «Слово»? На высокой риторике призыва к
объединению? Не только. На прекрасных изобразительных средствах?
Нет. Главным образом оно держится на живой боли за русскую землю.
Любой призыв уходит в историю, а живая боль остаётся навсегда.
Много разных солнц было в народном эпосе. Один Владимир Крас-
ное Солнышко чего стоит. Князья олицетворялись с солнцем. Такова
была традиция. И Игорь не избежал олицетворения. В конце «Слова»
автор восклицает: «Солнце светится на небе — Игорь-князь в Русской
земле», но ежели он и солнце, то чёрное солнце — какое он увидел в на-
чале похода.
Вот несколько мыслей, которые у меня возникают после «Слова». Да,
мыслей, ибо чувств своих я передать не могу. Они неизъяснимы.
Никто толком не скажет, отчего душа его замирает, услышав этот ве-
ликий вздох: «О Русская земля! Ты уже за холмом!»
Юрий КУЗНЕЦОВ
46. 88
Загадки «тёмных мест»
(Как разные авторы перевели один и тот же абзац)
1. АВТОР «Слова о полку Игореве»:
И Игорева храброго полку не кресити!
За ним кликну Карна,
И Жля поскочи по Русской земле,
Смагу мычучи в пламенном розе.
2. Неизвестный АВТОР:
А Игорева храброго войска
уже не воскресить.
Вслед за ним кликнул Карни,
и Жля скачет по Русской земле,
сечá и рубя людей.
3. Дмитрий ЛИХАЧЁВ:
Игорева храброго полка не воскресить!
По нём кликнула Карна,
и Желя поскакала по Русской земле,
огонь мыкая в пламенном роге.
4. Олег ТВОРОГОВ:
А Игорева храброго полка не воскресить!
Вслед ему завопила Карна,
и Жля помчалась по Русской земле,
сея горе людям из огненного рога.
5. Николай МЕЩЕРСКИЙ:
А Игорева храброго войска не воскресить.
О нём воскликнула Карна,
и Желя помчалась по Русской земле,
разбрызгивая людям огонь
из пламенного рога.
6. Лев ТИМОФЕЕВ:
Не воскресить дружины храброй Игоревой.
Ходит горе по всей Руси,
По всей Руси стоит зарево,
Стоит зарево-пожарище.
7. Владимир МЕДВЕДЕВ:
А Игорева храброго войска не воскресить.
С воплями Карна и Жля
Помчались по Русской земле,
Людям скорбь неся в пламенном роге.
8. Вячеслав ТИМОФЕЕВ:
А Игорева храброго полка уже не вернуть.
Его созывая, рожок протрубил,
И поскакал, стеная,
По Русской земле,
Горе людям неся в пылающем факеле.
9. Василий ЖУКОВСКИЙ:
А бесстрашному полку Игореву уже не воскреснуть!
Вслед за ним крикнули Карна и Жля
и по Русской земле поскакали,
Мча разорение в пламенном роге.
10. Василий КАПНИСТ:
Игорева храброго войска уже не воскресить.
По разбитии его
Воскликнули Карна и Жля,
Поскакали по Русской земле,
Разнося огонь в пламенном роге.
47. 90
11. Михаил ДЕЛАРЮ:
Храбрым же Игоря ратям уже не воскреснуть!
За ними крикнули Карна и Жля
И по Русской земле поскакали,
В пламенном роге пожар разнося.
12. Аполлон МАЙКОВ:
А полка уж Игорева нету!
На всю Русь поднялся вой поминок,
Поскочила Скорбь от веси к веси
И, мужей зовя на тризну, мечет
Их смолой пылающие роги…
13. Владимир СТЕЛЛЕЦКИЙ:
А Игорева храброго полка не воскресить!
По нём кликнула Карна,
И Жля побежала по Русской земле,
Жар неся погребальный в пламенном роге.
14. Сергей ШЕРВИНСКИЙ:
Храбрый Игорев полк не воскреснет!
Тут закликала Карна,
Вопить начала,
Тут Жля поскакала
По Русской земле,
Пламя мечучи огненным рогом.
15. Александр СТЕПАНОВ:
А храбрых Игоревых полков не воскресить…
К ним — крик вопленицы!
И горевестница с жалостью метнулась
По Русской земле,
Людям раскидывая пепел
В пламенном роге…
16. Константин БАЛЬМОНТ:
Войско Игоря не встанет.
Жля и Карна, крикнув алчно,
По земле несутся Русской,
Мечут меч и мычут пламя.
17. Николай РЫЛЕНКОВ:
А враги приходили, где не было их и помину.
О, далече, князь Игорь, завёл ты на гибель дружину.
Не воскреснет она, соколиным разбужена взглядом,
Бродят Карна и Жля по Руси поминальным обрядом.
18. Дмитрий СЕМЕНОВСКИЙ:
А полку-то Игоря
Не встать.
Вот о сыне
Завопила мать.
Заметалась скорбь
Из веси в весь,
Пепел тризны
Сея там и здесь.
Лёгкий пепел,
Погребальный прах,
Взвеянный
В пылающих рогах.
19. Иван НОВИКОВ:
А Игорева храброго полку
Не воскресить!
И по Русской земле
Горе вскричало,
И понеслись, поскакали
Скорбные вести.
И жалобы —
48. 92
От одного человека
К другому;
И были уста людей горячú,
И скорбь как смола
Прилипала на них.
20. Николай ЗАБОЛОЦКИЙ:
Не воскреснуть Игоря дружине,
Не подняться после грозной сечи!
И явилась Карна и в кручине
Смертный вопль исторгла, и далече
Заметалась Желя по дорогам,
Потрясая искромётным рогом.
21. Георгий ШТОРМ:
А Игорева храброго полка не воскресить!
По нём закликала Карна,
И Желя поскакала по Русской земле,
Смоль и жар меча из пламенного рога.
22. Семён БОТВИННИК:
Вот твоё не воскресить уж войско!
Жля и Карна кликнули печально,
Поскакали по Руси, кидая
Людям жар из пламенного рога!
23. Андрей ЧЕРНОВ:
А Игореву рать
Уже не воскресить,
Ибо кликнули Карна и Жля:
Без дороги скачут,
Людям смагу мычут
В пламенном роге.
24. Игорь ШКЛЯРЕВСКИЙ:
А Игоря храбрых воинов не воскресить.
Жля над ними уже завопила.
Карна, крикнув,
По Русской земле поскакала
И огонь разметала из рога.
25. Евгений ЕВТУШЕНКО:
Ты, сокол, залетел далече,
До моря клювом птиц разя.
Полку князь Игоря не легче,
И воскресить его нельзя.
И Кара Жлян — змей чёрной масти —
Огнём плевался и рыгал,
И все драконии напасти
Из дымной пасти извергал.
26. Евгений ЛУКИН:
А сокол за мóрем — бьёт уток к обеду,
И храбрых дружинников Игоря нету…
И кликнули половцы Карна и Жля,
И вскачь понеслись по широкой дороге,
И брызнули смагою в пламенном роге:
Вновь Русская заполыхала земля.
27. Владимир СКИФ:
Сокол Игорь залетел далёко,
К морю, побивая грозных птиц.
Без полков родимых одиноко,
Хоть пади со скорбным плачем ниц.
Плакала о войске Карна!
Желя
Поскакала по родной земле,
В роге пламя мыкая…
Запели
Жёны песню о своём былье.
49. 94
28. Михаил ВИШНЯКОВ:
Третий свиток
2
Не кружись ты, кречет,
над седой осокой.
Далеко-далече
залетели соколы.
Занесли их, белых,
крылья молодые
в чуждые пределы,
в ковыли седые.
За чужие реки,
за холмы высокие.
И теперь навеки
там остались соколы.
Всех побило громом
в поле незнакомом.
Горький дым полыни
стелется над ними.
3
И воспрянул ворог — Жля и Карна
оседлали чёрных скакунов.
И пошли на Русь. И дым угарный
застил окна красных теремов.
Гул набатов разбудил тревогу.
Закипела смута и вражда.
Искрами из огненного рога
сыплются обида и беда.
Содержание
…И РУССКАЯ ДУША. Валентин Распутин. . . . . . . . . . . . . . 5
СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ
сына святослава внука олегова. . . . . . . . . . . . . . 11
ВЕЛИКАЯ РУССКАЯ ЗАГАДКА. Юрий Кузнецов. . . . . . . . 86
Загадки «тёмных мест». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 88
50. Литературно-художественное издание
СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ
сына святослава внука олегова
Поэтическое переложение Владимира Скифа
Рисунки Николай Васильев
Фотоиллюстрации Сергей Дмитриев
Верстка, цветоделение Елена Забелина
Корректор Ольга Сергеева
ООО «Издательство «Вече»
Адрес фактического местонахождения:
127566, Москва, Алтуфьевское шоссе, 48, корпус 1.
Тел.: (499) 940-48-70 (факс: доп. 2213), (499) 940-48-71.
Почтовый адрес:
129337, г. Москва, а/я 63.
Юридический адрес:
129110, г. Москва, ул. Гиляровского, дом 47, строение 5.
E-mail: veche@veche.ru
http://www.veche.ru
Подписано в печать 11.09.2014.
Формат 70 х 100 1
/16
. Гарнитура Izhitsa.
Печать офсетная. Бумага мелованная.
Печ. л. 6. Тираж 1000 экз.
Заказ
